Пещера Рыжего монаха

— А ты тоже хорош, — сказал подошедший Аджину. — Кулаками гостей встречаешь. Разве этому тебя отец учил? Так в наш город никто приезжать не будет!

— А чего он... чужих собак кормит!

Окружающие засмеялись. Но человек в черкеске оставался серьезным.

— Как твоя фамилия? — спросил он Федю.

— Вахрамеев... Я тут сидел, отца ждал...

— Вахрамеев? Это вы с отцом из Одиннадцатой дивизии приехали? Хорошая история получается: аталык красного партизана и сын красного командира устроили драку в центре города! Не стыдно? Ну-ка подайте друг другу руки!

Федя несмело протянул руку своему противнику, не очень веря, что он так легко пойдет на мировую. Но Аджин с неожи­данной горячностью схватил ее и улыбнулся так добродушно, что у Феди сразу отлегло от сердца.

— Ну вот! Так-то, пожалуй, лучше, — подмигнул им человек в черкеске и пошел своим путем, провожаемый почтительными взглядами собравшихся.

— Кто это? — шепотом спросил Федя у Аджина, заправляя в брюки выбившуюся рубашку.

— Не знаешь, Лоуа! Председатель ревкома. Героический человек! — дружелюбно ответил Аджин, утирая нос рука­вом.

Глава III,

рассказывающая о взрослых обитателях города и монастыря

Председатель Новосветского волостного ревкома Ефрем Лоуа прошел по главной улице к повороту на монастырскую дорогу. Здесь, у подножия святой горы, в тени платанов его ждал человек в парусиновом костюме, с большим портфелем в руке. По бледному, еще без загара, лицу и по тому, с каким восхищением он смотрел вверх, в горы, где поднимались золотые купола монастырского собора, было ясно, что он здесь впервые.

— До чего красиво! — воскликнул он, пожимая Лоуа руку.

— Еще бы! — откликнулся председатель. — Открытки с этим видом я даже за Уральским хребтом встречал, потому и тянутся к нам паломники отовсюду.

Председатель говорил на правильном русском языке, но голос его — гортанный и резкий — выдавал кавказское про­исхождение, как, впрочем, и вся внешность. Был он черноволос, узок в талии и широк в плечах. В его традиционном горском костюме не хватало лишь кинжала.

— Идемте, товарищ Гольцов, — предложил он, — а то самое жаркое время дня наступает.

Они пошли по широкой, крытой щебнем дороге. Гольцов с любопытством присматривался ко всему.

— Необычная страна, — заговорил он, — нахожусь здесь пятый день, а до сих пор не видел ни хлеба, ни картофеля. Зато лавровый лист — сколько угодно, рви прямо с дерева. Тепло, солнце, море — благодать! Настоящий курорт!

Гольцов не знал, что каждого второго жителя этого «курорта» трепала лихорадка, что девяносто процентов населе­ния были неграмотны, что ревкому трудно работать в этом многонациональном, разноязыком городе, населенном мелкими торговцами, рыбаками, кустарями, что волны контрреволюции, отступая, оставили на этих берегах зловещую пену: черносо­тенцев, остатки дворянского ополчения, белых офицеров — кто знает, сколько их, припрятавших английское и французское оружие, затаилось в ожидании подходящего для себя часа. Обо всем этом председатель подумал, но вслух сказал совсем другое:

— Между прочим, кукуруза превосходит по калорийности пшеницу... Но трудно: рабочего класса в городе почти нет; на заводиках и в мастерских, реквизированных у монастыря, работают вчерашние крестьяне да монахи, порвавшие с оби­телью... Впрочем, давайте поговорим о деле. Вы, вероятно, догадываетесь, товарищ Гольцов, что миссия, с которой мы идем в обитель, чрезвычайно трудна. Полгода назад, после установле­ния в крае Советской власти, большая часть монастырского хозяйства и угодий были реквизированы в пользу государства. Так что, сами понимаете, особых милостей от святых отцов ждать не приходится.

— Осталось ли что-нибудь у них от прежних богатств? — спросил Гольцов.

— Несомненно. Доходы монастыря трудно учесть... К приме­ру, видите то сооружение на вершине горы? Это абхазская крепость шестого века. Есть там осадный водоем; откуда в него вода поступает, ученые до сих пор не знают. Так вот, монахи как приехали, объявили эту волу святой и по сей день ею торгуют...

Они ступили на просторный четырехугольник монастырской площади, образованный стенами двухэтажных зданий, в кото­рых размещались кельи, трапезная, гостиница, канцелярия, хозяйственные службы. Углы ансамбля венчались маковками небольших церквей; посреди площади светлой каменной громадой высился собор.

Пройдя под аркой, они поднялись на второй этаж к настоятельским покоям. Появившийся на их стук монах сказал:

— В этот час владыко обычно в саду работает. Соблаговоли­те подождать, я пойду извещу.

Лоуа попросил:

— Разрешите пока монастырскую гостиницу осмотреть. Если можно, дайте провожатого.

— Извольте. Я вызову гостиника...