Пеший камикадзе, или Уцелевший

— Ваши, из «эРэФии». Спецназ ГРУ, вроде. Ну, или под их протекцией. Тщательно себя скрывают. Объявились здесь неделю назад — всё, что я знаю. Ну, ещё — что большим составом зашли, половина их там, в Луганске. Хорошо оснащены и экипированы. Ну, это ты сам видишь…

Действительно, их экипировка отличалась от здешней. У каждого бойца была профессиональная гарнитура — ларингофон для рации и кнопкой «толчок к разговору» на лицевой панели разгрузочного модуля, а значит, связи было уделено особое внимание, что говорило о том, что взаимодействие в группе хорошо построено и отлажено. Со знанием дела были укомплектованы лицевые нагрудные панели разгрузочных систем. Обычно, так вооружались страйкболисты, уже знакомые Егору, для них содержание экипировки — хобби, а такие люди тратили на хобби несоизмеримо больше денег, чем зарабатывали. Эти походили под описание тех, кто тратился не жалея. Государство в отношении военных так не поступало. Егор украдкой разглядывал лица бойцов.

«Вряд ли, ГРУшники… И не «Альфа» точно», — лицо крайнего показалось Егору знакомым: хоть и стоял он боком, и люди в военной форме кажутся на одно лицо. — Михалыч? — неожиданно Егор произнёс имя вслух.

Мужчина повернулся на пол оборота.

— Бес?! — вопросительно сказал он. — Ты, что ли?! Егор, ты?

— Я!

— Какого чёрта ты здесь?!

Они обнялись.

— Давно не виделись, брат!

— Да. Очень давно, братишка! — подхватил Бис.

— Наверное, после твоего ранения и не виделись?

— Да, верно…

— Что ты здесь делаешь? — Михалыч выпустил из рук Биса.

— В «Востоке» я…

— В «Востоке»? На хера тебе этот «Восток»? Хотя, знаешь, не важно всё это! Я очень рад тебя видеть!

— Взаимно, брат, взаимно! — признался Егор. — А ты чего здесь?

— Я в компании единомышленников…

— В смысле, отрядом здесь?

…Летом две тысячи первого года, находясь на реабилитации после ранения в Главном военном клиническом госпитале Внутренних войск в Балашихе, Егор от друзей и сослуживцев получал запоздалые и последние вести из бригады, включая и ту, что Михалыч в рамках армейской ротации переведён для прохождения дальнейшей военной службы из бригады в смоленский отряд.

— Нет, — сказал Михалыч. — Единомышленников… — повторил он более выразительно. — Поклонников творчества одного немецкого композитора эпохи романтизма! — улыбнулся он, понимая, что Егор так ничего не поймёт.

— Вагнера, что ли? — догадался Игорь.

— Нет. Брамса.

— А! — согласился Игорь с тем, что не угадал бы ни за что. — Не знаю такого…

— Но, я выдам секрет: мой отряд тоже здесь! В районе «нулевого километра» стоит.

— Так, ты уже не в отряде?

— Давно не в отряде, брат! Возникли сложности, пришлось уволиться. Теперь по контракту здесь, точнее: тут, там и там, а в общем — то, как говорят: там, где нас, как правило, нет! — он снова улыбнулся широкой улыбкой.

— Кстати, — наконец, успокоился Бис, — познакомься: Игорь, из наших, из братишек.

— Олег, — назвался Михалыч, протянув крепкую руку. — Можно просто: Михалыч.

— Где стоите? — спросил Егор.

— На выезде… А вы где? — спросил Михалыч в ответ.

— На «девятке», недалеко от Донецкого аэропорта…

— Знаю, слышал, — кивнул Михалыч. — Заскочу вечером — не против? Чаю бухнём, попиздим, согласен?

— Конечно!

— Тогда до встречи?

— До встречи, брат!

Пожав друг другу руки, друзья обнялись так, будто в этом крылся какой — то тайный код мужской любви и дружбы, похлопали по плечам и расстались.

— Служили вместе? — спросил Игорь.

— Да, — произнёс Бис, — в одной бригаде воевали во вторую чеченскую. Из разных военных училищ, но одного года выпуска и земляки в придачу… Они не из ГРУ, — сказал Егор, абсолютно убеждённый в этом.

— Нечего гадать, — взглянул Игорь на Егора, — вечером расскажет. Собирай вещи, я жду в машине.

Скоро Егор вышел из отделения.

— С докторшей попрощался? — сказал Игорь, хитро улыбаясь. — Свидание, надеюсь, назначил?

— Ничего не назначил, — обиженно буркнул Бис. — Нет её на месте…

— Ага! Значит, всё — таки ходил прощаться?!

— Игорь, отъебись, а? — с нажимом сказал Егор.

— Ладно — ладно, шучу!

Медведчук повернул ключ в замке зажигания и машина тронулась с места.

— Какая обстановка в батальоне? Где «двухсотые»? Что сказал комбат? — спросил Егор.

Медведчук в момент стал серьёзен, как это бывало с ним, когда с Егором они не были ещё так близки: любой бой роднит людей в окопах, а такой драматичный, какой случился у брода, тем более.