— Неплохие шузы? — вдруг обратил Штык внимание на «Ампато», сразу как справились с пленником. — Дай примерю, — он стянул с чужой ноги треккинговый ботинок, скинул стоптанный кроссовок и примерил. — Ничёшный. Малость жмёт. А где второй?
— На протезе был, — вспомнил Суслов.
— Точно. Заберу, пригодятся, — решил Штык и отвернулся. — Закручивай его в скотч, — приказал он Асу, подкинув дополнительный рулон из накладного кармана брюк, — а я пока найду место, где мы его схороним!
Ас принялся наматывать скотч поверх мешка на голове пленника, на лоб. Сделав полдюжины плотных витков, он, поразмыслив, добавил ещё два оборота и затем принялся наматывать ленту внахлёст, опускаясь на глаза. В своём невообразимом состоянии и нечеловеческой позе Егор едва ли мог шевелиться или сопротивляться, но стоило Асу перекрыть доступ воздуха, Бис завыл, издав поистине чудовищный зык и пуще прежнего забился головой и скрученным телом, как только что отловленная фантастически уродливая рыба. Ас испугался и отступил, отмотав скотч назад, а когда подступился снова, обернул голову клейкой лентой ниже, поверх старого скотча, которым был заклеен раскрытый рот. Происходящее сильно не нравилось Суслову, он не понимал сам и не мог объяснить, что и зачем делает.
Штык обернулся довольно скоро. С виду он был доволен происходящим, в отличие от Суслова, которому с самого начала сия затея не шибко нравилась, но возразить — ни тогда, ни сейчас — сильному и дерзкому товарищу смелости не хватило. К тому же Шлыков вёл себя вызывающе, был чрезмерно воодушевлён и стремился выкинуть что — то эдакое, будто находился под действием наркотика.
— Ну, что? — спросил Ас, совсем не надеясь, что Штык передумал о намерениях: Асу хотелось поскорее со всем покончить.
— Я там шахту исследовал, — сказал Шлыков с гордостью. — С первого этажа в неё не попасть, а со второго — можно. Я спустился, там есть интересный подкоп, неприметная такая ниша. Ща затащим калеку на второй и сбросим вниз. Запихнём в нишу. Она, должно быть, как раз ему по росту встанет, — радовался он, — даже закапывать не придётся.
Суслов изумился последним словам и побледнел. В этой напряжённой атмосфере слова «сбросим» и «закапывать» обращённые на долю пусть неприятного, но живого человека вдруг прозвучали, обретя то самое прямое эмоциональное и опасное значение, вроде слов — «я убью его» или «я ему пасть порву», за воплощение которых могла последовать вполне реальная уголовная ответственность согласно российского и любого другого законодательств. Эти слова уже невозможно было отнести к эвфемизмам и объяснить излишней горячностью.
— Что ты хочешь этим сказать, Штык? — спросил Ас.
— Что его надо убить, — Штык протянул Асу трофейный «Глок».
— Как?
— Насмерть, — сказал Штык.
Страшные слова прозвучали для Суслова как гром.
«Так и знал, что это случиться…» — подумал он, переспросив. — Насмерть? — Суслову слово показалось чудовищными.
— Насмерть, насмерть, — повторил Штык, будто говорил не о прекращении человеческой жизни, не о желании таким образом оборонять Донецк, а о гибели надоедливой мухи, которую нечаянно занесло в комнату человека с мухобойкой.
— Нет, я не смогу… — хорошенько подумав, сказал Ас. — На такое я не подписывался. Ты хотел протезы? Забирай! Но убивать…
— Надо!
— Почему надо? — заговорил Ас раздражённо. — Ты хотел мстить, ведь так? Око за око, зуб за зуб, помнишь? Ты ему отомстил. Разве нет? Но убивать… Он же никого не убил?!
— Если он выберется, нам конец!
— Он нас даже не видел!
— Думаешь, он дурак? Думаешь — болван? Он срисовал нас и обязательно вспомнит.
— Но…
— Захлопни уже пасть наконец, раскрой глаза и уши! Я повторяю: если он выберется — легко опознает нас и тогда нам крышка!
— Как он выберется? — противился Ас, которому в сознание уже закрался страх и понимание того, что в словах Штыка, неблизких ему и ужасно несимпатичных, был вполне рациональны смысл. Но убить, запачкав руки в крови, Суслов не был готов.
Бис закряхтел.
— …Давай его крепко свяжем? — предложил Суслов.
— И что? Думаешь, его найдут, развяжут, а он всё забудет? Не вспомнит твою развесёлую кепку? — Шлыков щелканул пальцами по засаленному козырьки напарника.
Глядя в выпученные глаза Шлыкова, будто заглядывая в собственное недалёкое будущее, Суслов тяжело осознавал, что калека его непременно узнает и что несчастья обрушатся на его голову из-за него.
— Они его не оставят. Будут искать? Я тебе зуб даю!
— Побереги уже зубы, — буркнул Ас. — Распоряжаешься ими, будто у тебя полный рот… Если покрепче свяжем в таком месте как это, он умрёт к утру сам, — Ас почти согласился с чужой смертью. — Впрочем, как знаешь, я убивать не стану. На хуй впёрся мне такой грех? Либо делай это сам, либо пусть сам подохнет, а?
— Сам, так сам, — вдруг согласился Штык, спрятав ствол в карман. — Глаза замотал?
— Да.
— А рот?
— Тоже.
— Спрячем в шахту и свалим. Только надо по — другому связать, таким он туда не поместиться. Надо скрутить его как старый палас.
— Как скажешь, — согласился Ас.
— Протезы где?
— Я их в куртку смотал.
— В какую ещё куртку? — удивился Штык.
— Какая была при нём…