Пеший камикадзе. Книга первая

– Не хочу тебя обидеть, но с камикадзе всё немного сложнее. Они загадка японской культуры. Загадка японской души. До сих пор никто не разгадал и не понял их сложных чувств. Однажды по телеку смотрел хронику Перл–Харбор, я просто оцепенел от увиденного и поймал себя на том, что испытываю необъяснимый трепет, глубокое уважением и горечь. Смотрел на них и ничего не понимал – люди, которые решились на самоуничтожение – они, как гипноз! Мы тоже можем погибнуть, но отношение к нам другое, – Слюнев нас презирает.

– Как только погибнешь, он мигом зауважает, вот увидишь. Фотку твою мрачную на мраморную доску прилепит. Всех водить будут мимо, почести тебе отдавать.

– Да, – с сожалением вздохнул Егор. – Не зря в Группировке заговорили: 'один сапёр на один фугас – отличный показатель'. Сапёры гибнут каждый день, а штабным пофиг, уже свыклись.

– Всё потому, что из штаба ходят до столовки, чтобы пожрать, а оттуда до нужника, чтобы посрать. Для них угробленная жизнь – две бумажки – подписал и подтёрся, – Владимир сплел пальцы и захрустел суставами, от этих мыслей у него крепко закипала кровь. – Воронку видел сегодня? – напомнил он Егору.

– Видел.

– Ну и?.. По–прежнему не согласен? Говорю тебе: мы камикадзе, брат, только пешие.

– Пешие? – закурил Бис.

– Пешие, – повторился Стеклов. – Просто повезло сегодня.

– А ты знал, что камикадзе – это тайфун, который дважды разнёс в щепки монгольский флот во время вторжения в Японию, кажется, в 13 веке. Камикадзе переводится как божественный ветер. Во время второй мировой войны так называли японских лётчиков, которые шли на верную смерть, направляя свои суда на корабли противника. Их появление и существование стало возможным благодаря самураям. В военном училище я прочёл трактат Ямамото Цунэтомо о самураях, в котором он писал: 'Путь самурая – это смерть. В ситуации 'жизнь или смерть' всегда выбирай смерть. Это не трудно. Будь решителен и иди вперед'. Вот так, Вовка, и никаких тебе пустых ненужных разговоров.

– Что это значит, что в случае чего – умри и не сопротивляйся? А как же: 'жизнь – это дар и это надо ценить'?

– Вовсе не это. Это значит, что в жизни человека превыше всего долг и честь.

– Это кто такое сказал? Аль Пачино?

– Какой на хер Аль Пачино? Так написано в трактате 'Хагакуре. Сокрытое в листве': 'настраивай своё сердце утром и вечером так, будто твоё тело уже мертво, и тогда твоя жизнь пройдёт без позора и ты исполнишь своё предназначение'.

– Какое предназначение? – возмутился Владимир. – Сдохнуть от фугаса?

– Может и так. 'Чтоб жить, надо вечно бороться. А спокойствие – это душевная трусость'.

– Тоже твой Цунамото сказал?

– Нет. Толстой.

– Лев Толстой сказал такое?

– А ещё сказал: 'Любая мужская работа – это кровавое дело'.

– Тоже Толстой?

– Нет. Ямамото Цунэтомо.

– Тьфу, блин! Заебал ты со своим Цунамото, запутал совсем! Так мы камикадзе или самураи?

– Камикадзе, – поразмыслив, согласился наконец Егор.

– Ну, а я что говорил? – всплеснул Стеклов руками. – Согласен, что пешие?

Бис едва заметно кивнул.

Вечером Егор вспомнил о жене. Последнее время он редко вспоминал о ней. Разве что когда ложился спать она неожиданно появлялась в закрытых глазах совсем голая… После таких свиданий побаливал низ живота. Но чаще Егор грезил о её небесно–васильковых глазах и темно–русых волосах. Или записывал карандашом на фанерной стене за спинкой кровати нечаянно пришедшие в голову стихи:

…В объятьях прерий пахнет мятой и поросло всё зверобоем,

Здесь лес под солнцем иллюзорен в душистой дымке костровой,

Здесь все окутано покоем, прилив о берег бьёт каноэ,

Ручей с холодною водою теперь приют пиратский мой.

Здесь на ладонях Гор Скалистых мой дух безропотно скитался,

В зеркальной глади отражался прохладных глянцевых озёр,

Он хмурил тучи над землёю на влажных берегах Миссури,

И падал в селях после бури и грезил о любви с тобой.

…ковыль себе вплетая в пряди, с вечерним пропадал дождём

И в послегрозовом закате я видел ночь с твоим лицом.

Глаза твои – луга цветные…

– Товарищ старший лейтенант, рядовой Черенков в строю отсутствует, – выдал дежурный, вместо привычного доклада о готовности роты следовать в столовую.

– Нет? – повторил Бис увлеченный собственными мыслями. – А где?

– Не могу знать.

– Ну, так найдите, – пожав плечами, сказал Бис, спугнув дежурного взглядом.