Пески Калахари

Бэйн подошел к воде, напился, спугнув нескольких пичужек, и стал раздеваться. Потом он начал сосредоточенно мыться, натирая тело мелким песком вместо мыла. Он не входил в воду и стоял так, чтобы грязная вода не стекала в прудик. Бэйн плескал на себя, пользуясь пустой жестянкой из-под кофе. Он был так грязен, что не узнавал своего тела. Оно казалось ему странным и незнакомым: мышцы исчезли, пропал жирок, видны были только выпиравшие отовсюду кости.

Майк почувствовал зависть к О'Брайену, такому же мощному и крепкому, как окружающие их утесы и ущелья. Охотник всегда ходил босым, без рубашки, с непокрытой головой, защищенной лишь густой черной шевелюрой. Кожа его стала темно-коричневой от загара.

Бэйн выкопал ямку во влажном песке и, бросив в нее одежду, стал наливать туда воду. В другой раз он обязательно захватит с собой какую-нибудь посудину (ее можно взять из вещей Смита), чтобы прокипятить белье. Вскоре вода залила брюки, рубашку, носки, белье, и они некоторое время плавали на поверхности. Затем песок впитал воду, и Майк наполнил ямку вторично.

Он был голоден. За все эти дни ему ничего не удалось найти. Все добывали Гриммельман и О'Брайен, но и они приносили так мало, а запасы дынь и сушеного мяса уже настолько уменьшились, что спутники оказались на грани голодной смерти.

Ямка снова опустела. Бэйн вынул свою одежду и, выжав ее, расстелил на успевших прогреться скалах. Сам он сел поблизости, с удовольствием подставив спину и плечи горячим лучам солнца.

Поржавевшая кое-где жестянка поблескивала на солнце. Американский кофе. «Максвелл Хаус». Жестянка еще не высохла, и на ее стенках висели капельки воды. Неожиданно Бэйн заметил, что над ней кружится пчела. Сев на ее край и выпив капельку воды, насекомое улетело.

Потрогав рубашку, Майк перевернул ее. Она была почти сухая. Солнце палило все сильнее.

«Куда же улетела пчела? — подумал Бэйн. — Наверное, в гнездо. Мед. Однажды, рассказывая о бушменах, Гриммельман упомянул о меде. Раз здесь есть пчелы, то должен быть и мед».

Он встал и натянул на себя еще влажную одежду. Подняв жестянку, зачерпнул ею воды и пошел. Бэйн так волновался, что забыл надеть ботинки. «Черт с ними, — решил он. — Вернусь потом». Теперь он внимательно наблюдал за полетом пчел. Ему казалось, что их стало больше, чем прежде, хотя он, возможно, и ошибался, так как никогда не утруждал себя подобными наблюдениями. Он вошел в тень нависающего выступа скалы и присел отдохнуть. Какой-то поэт однажды сказал: «Поляна наполнилась гудом пчелиным».

Бэйн снова двинулся в путь. Он часто останавливался, присматривался и прислушивался. Казалось, пчелы летели мимо него вниз по каньону, то есть от своего неизвестно где находящегося гнезда. Или он просто избрал неверное направление. Установить это сейчас было невозможно.

Наконец, ему удалось найти подходящее место, нишу в гладкой скале на высоте человеческого роста, защищенную от солнца. Майк положил в жестянку длинный плоский камешек, на который могли бы садиться пчелы. Поставив ее в нишу, он отошел в сторону. Теперь пчелы получили новое место для водопоя. Ему следовало бы наполнить жестянку доверху, поскольку вода будет испаряться. Ну, ничего, он вернется сюда с флягой и дольет воды.

Больше здесь делать было нечего, предстояло запастись терпением и ждать. Времени хватало.

Бэйн направился назад к пещере. Солнце поднялось уже высоко. Песок и камни обжигали его босые ноги.

* * *

В дальнем углу каньона среди нагромождения камней Гриммельман увидел большую ящерицу. Он осторожно приблизился, но она метнулась в свое подземное убежище. Однако старик приметил его, когда ящерица появилась вновь.

Она не увидела человека на этот раз, так как он притаился среди скал. Крупное пресмыкающееся медленно выползало из норы, двигаясь короткими рывками. Длина его была около трех футов.

Гриммельман припомнил, как они с товарищем когда-то съели такую ящерицу. Солдаты встретили тогда кафров [18], и те пригласили их к трапезе. Они с радостью приняли приглашение, так как заблудились и сильно проголодались. Мясо пресмыкающегося было белым и жестким, по вкусу напоминавшим лососину.

Гриммельман сидел, внимательно наблюдая за ящерицей. Она сама добывала себе пищу, сама была охотником, карликовым драконом, живущим в мире без людей и без истории, покрытым чешуей допотопным животным, формы которого остались такими же, как и миллионы лет назад. Она была существом, способным жить в черных горах и выжить там почти без всяких усилий. И он завидовал этому существу.

Но они должны научиться ловить и убивать таких ящериц. Пожалуй, О'Брайену следовало бы подумать об этом; ему, необычному для двадцатого века американцу, были присущи охотничьи инстинкты. Казалось, он принадлежал другой эпохе и другой жизни. Каждый из них был по-своему умен. Смит — ученый. Он изобретателен, проницателен и дальновиден, никогда и ничто не кажется ему странным или необычным. И Бэйн тоже не глуп, только он никогда не делал над собой никаких усилий.

Гриммельман сидел на солнце, радуясь свету и стараясь не упустить из виду ящерицу…