И через несколько мгновений он вновь сидел в своем «кресле», а Старец несся над пустыней, стараясь как можно быстрее улететь подальше от места, которое столь не нравилось ему.
В этот раз полет длился два дня.
Несколько раз Василий просил Старца снизиться, чтобы хоть чуть-чуть пройтись и справить нужду. Слава богу, что Василий, понимая, что не потащит запасы на своем горбу, захватил достаточное количество воды и пищи.
Тем не менее Старец становился все своенравнее. С каждым разом Василию требовалось все больше времени, чтобы уговорить его спуститься и передохнуть. Казалось, он хочет сбросить с плеч ношу, освободиться от Василия раз и навсегда и вновь стать врагом рода людского. Иначе Василий его поведение объяснить не мог.
Но вот, в конце второго дня, когда солнце уже спряталось за горизонтом, на севере показались странные огни.
В этот раз Старец снизился сам без всякой просьбы.
— Но до города еще километров пять, а у меня больная нога! — попытался возмутиться Василий.
—
— Помни, если понадобится, я тебе помогу! — крикнул вслед ему Василий, но Старец так и не ответил. Василий глубоко вздохнул. Вот и со Слугами Ктулху было то же самое. С одной стороны, они не питали к Василию ни малейшей симпатии, а с другой — под давлением обстоятельств вынуждены были помогать ему.
Еще раз вздохнув, Василий закинул за плечо вещевой мешок, поправил заткнутый за пояс револьвер, в котором оставались последние пять патронов, и медленно, морщась от боли, побрел в сторону огней.
По его расчетам, к полуночи он будет на месте.
Эпилог… или пролог?
Записки Григория Арсеньевича Фредерикса
Окончание
Думы о прошлом далеком
Мне навевают все сны.
Сердцем больным, одиноким
Рвусь я в те прежние дни.
Рвусь я в те прежние светлые дни.
Вчера я совершил страшный грех и, поняв истинную причину его, жалею об этом. Но содеянного не воротишь, точно так же, как не поворотить реки вспять… Я вошел с оружием в Храм Господний и, когда мне заступили дорогу, — убил. Убил, не задумываясь, точно так, как убивал дикарей там, в пустыне.
Я долго думал, прежде чем решиться на этот шаг. Но я видел реальность искаженной. Видимо, всему причиной стала смерть полковника Авдеева. Именно события, которые последовали за этим, заставили меня принять столь необычное решение и довести дело до конца.
Причиной же всему послужила реакция общественности на смерть полковника. Естественно, я не стал записываться на прием к губернатору, чтобы рассказать о гибели отряда, посланного по следам экспроприаторов. Я послал анонимку, где подробно описал действия полковника, сражение с туземцами, а также дал координаты оазиса у Двойной скалы, где похоронил полковника. И что? Через день было объявлено, что полковник, отобрав деньги у бандитов, бежал с ними в Афганистан. Более мерзкой лжи я не читал. А ведь об этом было пропечатано и в «Южных Ведомостях», и в «Новостях Пржевальска».
После этого состоялось заседание суда, где полковник Авдеев официально был объявлен дезертиром и преступником, а соответственно все его состояние должно было перейти в собственность банка и губернатора для компенсации ущерба… и так далее, и тому подобное. Это была гнуснейшая клевета на бравого офицера, который до последнего выполнял свой долг! К тому же семья его оказалась выброшенной на улицу, без всяких средств.
В первый момент я хотел пойти к губернатору, попытаться объяснить, что произошла какая-то ошибка, что мое письмо было превратно истолковано. Но когда имя полковника предали анафеме! И кто? Церковники, держащие в заточении Старца — древнего бога, реального бога, которого можно пощупать, с которым можно поговорить, а не эфемерного мученика, который всем все прощает, в особенности при хороших пожертвованиях в храм Божий. И при этом они уверяли, что Бог един, а все остальные верования ложны.