– Это произошло, высокий суд, после тринадцати месяцев моего брака, – такова была бы его сухая оправдательная речь, его последнее слово. – Амелии сообщили, что ее бабушка с материнской стороны тяжело больна. Бабушка, англичанка, была важной персоной в чванливой семье этого сноба, миллионера Парадини. Старуха безумно любила свою младшую внучку. Амелия, чтобы обеспечить значительную часть своего наследства, поехала в Девоншир, в поместье умирающей. Интриганы, пытаясь заполучить наследство обманом, трудились вовсю. Я счел неизбежным, что моя жена будет подле старой дамы в последние часы ее жизни. К сожалению, эти часы растянулись на полные три месяца. Безо всякой фальши могу сказать теперь, что мы оба, Амелия и я, были прямо в отчаянии от этой первой в нашей супружеской жизни разлуки. Но если быть совершенно откровенным, я чувствовал в себе приятное напряжение оттого, что на короткое время останусь в одиночестве и буду сам себе господин. В то время Амелия была навязчивее, капризнее, раздражительнее и ревнивее, чем теперь, когда она, несмотря на свою природную необузданность, научилась приспосабливаться к моему умеренному ритму жизни. Благодаря своему богатству она была госпожой надо мной, часто досаждала мне своими прихотями и причудами. Грубые в основе своей отношения между людьми нельзя искоренить личной культурой, образованием, воспитанием и общими предметами роскоши. Во всяком случае, на Западном вокзале мы простились тяжело, со слезами на глазах. В это же время в министерстве решено было послать меня в Германию, чтобы я мог лучше ознакомиться с системой образования в высшей школе. Как известно, организация и управление в университете – предмет моего исследования и моя сильная сторона. В этой области я достиг кое-чего, что трудно будет вытравить из истории образования в моем отечестве. Амелия, со своей стороны, радовалась тому, что на время нашей разлуки я уеду в Гейдельберг. Она страдала бы, оставив меня в большом городе, в полной соблазнов Вене. Напротив, искушения милого немецкого университетского городка казались ей легкими. Мне даже пришлось обещать ей покинуть Вену на следующий день после ее отъезда и безотлагательно приступить к моему новому заданию. Я сдержал свое обещание, ибо, должен признаться, даже теперь Амелия внушает мне страх. Я не сумел преодолеть ее превосходство. То, что ей взбрело в голову вопреки всем возражениям выйти замуж за мелкого конторского служащего, было экстравагантным поступком избалованной девушки, любое желание которой необходимо исполнить. Кто имеет, тому все дается. Никаких сомнений: я стал собственностью Амелии. Есть свои преимущества в том, что принадлежишь независимой, твердой как камень женщине из богатой и влиятельной семьи. Но и недостатков не меньше. Даже строго раздельное владение имуществом, на котором я принципиально настаиваю, не помешало тому, что я, в соответствии с законами природы, стал некой ограниченной в правах собственностью. Прежде всего, если я потеряю Амелию, то потеряю значительно больше, чем потеряет она, лишившись меня. (Впрочем, не думаю, что Амелия пережила бы такую утрату.) Из-за всего этого с первых дней нашего брака я стал неуверенным и боязливым. Приходилось проявлять постоянное самообладание и осторожность, чтобы не выдать эту унизительную слабость и оставаться веселым человеком, который принимает свой успех, небрежно пожимая плечами, как нечто вполне естественное.
Через сутки после нашего трогательного прощания я прибыл в Гейдельберг. В портале великолепного отеля я повернул назад. Я вдруг почувствовал отвращение к роскошной жизни, которую вел с начала моего супружества. Это было как тоска по родине, по горечи и нужде моих студенческих лет. И потом, мне надлежало изучать жизнь и поведение здешних студентов. Я снял комнату в тесном дешевом пансионе. Уже во время первого обеда за общим столом я увидел Веру. Снова увидел Веру.