Песнь Бернадетте. Черная месса

Невинная шутка; я, как ни странно, обижался и стыдился ее. Обед у Вормзеров стал для меня обычаем и законом. Вера приходила поздно. Она была гимназисткой, как и ее брат. Но ее школа находилась в отдаленном районе. Вера долго шла домой. Тогда у нее были длинные волосы. Они падали на узкие плечи. На ее лице, словно вырезанном из лунного камня, царили большие затененные глаза, раздражающая синева которых, гостья из холодных стран, заблудилась среди черных бровей и ресниц. Ее взгляд редко встречался с моим – самый высокомерный и презрительный девичий взгляд из всех, которые я когда-либо видел. Я был домашним учителем ее брата – обычный студент, творожистый, белый как полотно, прыщеватый, с вечно горящими глазами, невзрачное ничтожество, неуверенная в себе сомнительная личность. Я не преувеличиваю. До странного оборота, который приняла моя жизнь, я был, несомненно, некрасивым, неуклюжим юнцом и чувствовал, что каждый мужчина и каждая женщина высмеивают меня и презирают. В какой-то мере я достиг тогда самого дна своего существования. Никто не дал бы гроша ломаного за карьеру жалкого студента. Даже я сам. Вся моя уверенность в себе была исчерпана. Как я мог в течение этих злосчастных месяцев предвидеть то, что меня и самого скоро ввергнет в безграничное изумление? (Все дальнейшее произошло помимо моей воли.) В моей нищете в двадцать три года я был недоразвитым лемуром[115]. Вера же, ребенок, казалась не по годам зрелой и твердой. Всякий раз, когда встречались наши взгляды, я застывал в арктическом холоде ее безразличия. Я хотел раствориться в пустоте, чтобы прекрасные глаза Веры не смотрели на самого неинтересного и несимпатичного человека в мире.