Песнь Кали

Холодные каменные пальцы богини неохотно выпускали выбранную мной травинку. По-моему, ее хватка стала крепче, когда я потянул. Потом былинка вышла, и я без раздумий захлопнул на ней ладони. При тусклом освещении я даже не заметил ее поверхности. Помню охватившее меня веселое возбуждение, когда я вернулся в круг. Я ощутил необъяснимое разочарование, когда поднял ладонь, повернул пальцами тонкую травинку и не обнаружил никаких меток. Откинув голову, я посмотрел прямо в глаза богине. Ее улыбка теперь казалась еще шире, зубы еще белее.

Шестой был моложе меня, почти мальчик. Тем не менее он мужественно прошагал к жаграте и без тени сомнения выбрал свою травинку. Вернувшись в круг, он быстро поднял ее, и все мы сразу же увидели красные пятна. Последняя капля и в самом деле упала на темный пол.

Тогда мы затаили дыхание, ожидая…, чего? Ничего не произошло. Священник сделал жест, и седьмой из нас забрал свою травинку-пустышку. Последний забрал последнюю травинку у богини. Мы молча, выжидательно стояли полукругом, как нам казалось, очень долго, пытаясь представить, о чем думает юноша, что будет дальше. Почему он не убегает? Потом у меня пронеслась мысль, что хоть я и уверен в том, что юноша каким-то образом отмечен Кали, но что, если он лишь тот, кто избавлен от некоего рока, а не избран для него? Многих призывают, но немногих избирают, сказал священник, и я принял его слова за нарочитую пародию на вызывающую скуку болтовню христианских миссионеров, бродивших по площадям возле Майдана. А если это означает, что юноша стал единственным, к кому обращена улыбка жаграваты, что именно его избрали для посвящения в капалики? В сумятице мыслей и догадок у меня в голове разочарование смешивалось с облегчением.

Священник вернулся на возвышение. «Ваша первая обязанность исполнена, – сказал он негромко. – Вторая должна быть закончена к тому времени, когда вы завтра в полночь явитесь сюда. Ступайте и услышьте повеление Кали, невесты Шивы».

Вперед вышли люди в черном и жестом призвали нас следовать за ними к дальней стене храма, где были небольшие ниши, завешенные черным. Капалики напоминали свадебных распорядителей, указывая одному из нас его кабинку, а затем проходя на несколько шагов, чтобы указать место следующему. – Санджай вошел в черную нишу, а я невольно задержался на секунду, после того как человек в черном махнул мне.

Кабинка была тесной и, насколько я мог определить в почти абсолютной темноте, не имела ни мебели, ни украшений на трех каменных стенах. «На колени», – шепнул человек в черном и закрыл тяжелый занавес. Стало совершенно темно. Я опустился на колени.

Наступила мертвая тишина. Даже шум воды не нарушал это раскаленное безмолвие. Решив извлечь пользу из биения своего сердца, я начал отсчитывать удары, и на двадцать седьмом услышал голос, нашептывавший мне прямо в ухо.

Это был женский голос. Или, скорее, нежный бесполый голос. Я вскочил и вытянул руки, но никого рядом не было.

«Ты принесешь мне жертву», – прошептал голос.

Я снова опустился на колени, дрожа, ожидая, что будут еще какие-нибудь звуки или что-то коснется меня. Мгновение спустя штора отодвинулась, я поднялся и вышел из ниши.

Когда мы снова встали полукругом перед статуей, я заметил, что нас уже семеро. Хорошо, подумал я, он убежал. Но тут Санджай коснулся моей руки и кивком показал на богиню. Обнаженный труп, на котором она плясала, был моложе, свежее. И без головы.

Ее четвертая рука уже не пустовала. То, что она держала за волосы, слегка покачивалось. Выражение юного лица было слегка удивленным. Падающие капли производили негромкий звук начинающегося дождя.

Я не услышал ни единого вскрика. «Кали, Кали, бало бхаи, – запели мы. – Кали баи аре гате наи».

Капалики вышли. Человек в черном проводил нас до двери, выходящей в темноту. В вестибюле мы надели сандалии и покинули здание. По лабиринту переулков мы с Санджаем выбрались на Стренд-роуд. Здесь мы подозвали рикшу и вернулись в свое жилище. Было очень поздно.

«Что она имела в виду? – спросил я, когда оба фонаря были зажжены, а мы уже лежали под одеялами. – Какую жертву?»

«Болван, – ответил Санджай. Его трясло не меньше, чем меня. Кровать его подрагивала. – Завтра в полночь мы должны принести ей тело. Человеческое тело. Мертвое тело».

Глава 7

Калькутта, Калькутта, ты – ухваченное ночью поле,
Беспредельная жестокость,
Подобный змее разнородный поток, по которому я плыву,
Неизвестно куда.

Сунилкумар Нанди

Кришна замолчал. Он хрипел все сильнее, пока его квакающий голос не стал идеально сочетаться с лягушачьими глазами. Мне потребовалось усилие, чтобы отвести взгляд от Муктананджая. Оказывается, я настолько увлекся, что совершенно забыл о присутствии Кришны. Теперь он вызвал у меня такое же раздражение, какое может появиться из-за неисправного магнитофона или забарахлившего в самый неподходящий момент телевизора.

– В чем дело? – спросил я.