Песнь Кали

Ты удивишься, насколько транспортабельным может оказаться такой журнал. Забери его в любую дыру, в которой сейчас живешь… (Миллер все равно собирается повышать арендную плату.) Если ты намерен удержать «Голоса» на плаву, не ломай голову, как бы продолжить «старую редакционную политику Эйба». У Эйба не было никакой редакционной политики! Просто печатай хорошие вещи, Роберто. Следуй своим инстинктам.

Впрочем, еще одно. Лучшая миниатюра – это не обязательно «Голый завтрак». Многие поступления будут тебя чертовски угнетать. Если это хорошо написано, то оно достойно публикации, но всегда остается место для вещей, в которых еще есть надежда на человечность. Во всяком случае, думаю, что есть. Тебе это известно лучше, чем мне, Бобби. Ты был ближе к огню пожирающему, но сумел вернуться.

Пора идти. На меня пялится полицейский, и мне кажется, что он вполне справедливо уже отнес меня к категории Мерзких Старикашек.

Можешь прочитать это письмо маме – она не успокоится, пока ты этого не сделаешь, – но пропусти «долбаную» перед «шайкой» и «дерьмовую однодневку», ладно?

Пусть это будет твоей первой редактурой.

Наилучшие пожелания Амрите,

Эйб.

Эйб был прав. Журнал оказался вполне транспортабельным. Руководство колледжа пришло в восторг при одной мысли, что «Другие голоса» будут появляться на свет именно здесь, и любезно сократило мне учебные часы без снижения жалованья. Подозреваю, что они платили бы мне, если бы я вообще не преподавал, лишь бы мое присутствие удержало Амриту на математическом отделении. Амриту же радует свободный доступ к компьютерному терминалу колледжа, который связан с каким-то чудовищным компьютером «Крей» в Денвере. Недавно она заметила по этому поводу, что «местечко здесь вполне на уровне». Она явно не разглядела по дороге к зданию математического факультета ни спальных корпусов из гофрированного железа, ни шлакоблочных строений, ни крошечной библиотеки.

Мне оказалось достаточно просто редактировать литературный журнал Восточного побережья, сидя на горе в Колорадо, хотя раз пять-шесть в год и приходится совершать поездки, чтобы договариваться с печатниками и встречаться с некоторыми из писателей и спонсоров. Амрита втянулась в издательскую работу и зарекомендовала себя на удивление хорошим читателем. Она говорит, что ее лингвистическая и математическая подготовка дает ей чувство символического равновесия – уж не знаю, что это значит. Но именно по ее настоянию я попробовал печатать побольше авторов с Запада, в том числе Джоан Гринберг и Ковбойского Поэта.

Результаты обнадеживающие. Подписка за последнее время увеличилась, мы организовали несколько своих торговых точек, а наша старая читательская аудитория, кажется, сохраняет нам верность. Поживем, увидим.

***

Стихов я не пишу. После Калькутты.

***

Песнь Кали никогда не затихает насовсем. Она постоянно звучит во мне фоновым звуком, вроде музыки по радио при плохой настройке.

Мне все еще снится, как я пересекаю раскисшие грязные пустыри, где под ногами лежат завернутые в серое тела, а виднеющиеся вдали трубы извергают языки пламени, лижущие низкие облака.

Иногда по ночам поднимается ветер, и тогда я встаю и иду к окну, смотрю в темноту и слышу царапанье шести конечностей на скалах. Тогда я жду, но узкое лицо с голодным ртом и алчными глазами остается в темноте, удерживаемое…, чем? Не знаю.

Но Песнь Кали все звучит.

Недавно, неподалеку от здешних мест, одна пожилая женщина со своей взрослой дочерью – они назвали себя «добропорядочными христианками» – зажарили в печи ее внука, чтобы изгнать из него демонов, заставлявших его плакать по вечерам.