Песнь крысолова

– В общем… тут ходят дети, – изрек неумело сформулированную мысль Джей Пи, но в ней отражена суть.

Дети из камер вышли наружу. Пришли к главному врачу. И ушли. Куда – неизвестно. Возможно, следует обыскать все вокруг здания.

– Зверь… ты… что-то можешь понять? Куда пропал врач? Почему дети здесь были? – взволнованно спрашиваю я.

Он, конечно, не видит следов, но уже полчаса к чему-то напряженно принюхивается.

– Они все еще здесь, – следует странный ответ.

– Дети?! – чуть ли не хором спрашиваем мы с Джей Пи.

Неуверенный кивок. Зверь к тому же добавляет:

– Они никуда и не уходили.

– Но ты говорил, что живых тут нет?!

– Они не живые.

Почему-то тишина кажется особенно громкой. Мы смотрим на тусклые лучи солнца, проходящего сквозь пыльное окно, осознавая, что сейчас еще день. Я протягиваю Зверю блокнот.

– А владелец этой вещи… ты можешь его почувствовать? Он… здесь?

Зверь деликатно берет в руки блокнот, склоняет к нему голову и мелко вздрагивает. Затем снова кивает.

– Снаружи.

Атмосфера запустения вокруг вдруг становится слишком засасывающей. Здание точно замыкает нас в заколдованный круг.

* * *

Наши шаги снова эхом наполняют пустые коридоры. В голове несутся обрывки панических мыслей.

Они все здесь. Все еще.

Они и не пропадали.

Почему же мы их не видим?

Ее палата мало чем отличается от других. Привинченная к полу кровать, цепи, неопорожненные горшки. Судя по отметинам на матрасе, она и не росла. Здесь спала семилетняя девочка. Четырнадцать лет подряд.

Пальцы безотчетно касаются всего, что ей принадлежало. Стены. Железный стол. Миска…

Родика? Ты меня слышишь?

Я пришла.

Не понимая зачем, я начинаю обыскивать каждый миллиметр гадкой палаты. Здесь должно быть что-то. Что-то… для меня.

Это убеждение ничем не обосновано.

– Санда, ты чего? Что ты ищешь?

Я не отвечаю и прощупываю плитку на полу. Она стоит плотно. Затем переключаюсь на кровать и переворачиваю матрас. Внезапно вижу меж пружин свернутую в трубку тетрадь, и из нее выпадает огрызок карандаша. Я прислоняюсь к стене и открываю первую страницу:

Дневник Родики Эдлер

Это я

На первой странице рисунок девочки в белом платье, напоминающем больничную ночнушку. Я узнаю ее почерк. Ее манеру рисования. Эти вытянутые линии и прыгающую штриховку. У девочки огромные, закрашенные черным глаза. Она всегда рисовала людей как гуманоидов. Достаю из кармана смятую анонимную записку, неизвестно как оказавшуюся в моем почтовом ящике, и прикладываю к тетради. Разлиновка и желтоватый окрас совпадают один в один.

Затем я начинаю читать.

Мне семь лет. Доктор сказал, что мне всегда будет столько.

Я не знаю почему.

Перелистываю и вижу новый рисунок. У девочки на ногах кандалы. Кучерявая цепь бежит к оскаленному чудовищу в белой шапке, на которой нарисован крест.

Я живу одна. Доктор приходит, чтобы взять у меня красное.

Здесь не дают сладкое.

Вообще здесь ничего нет.

Хочу домой.

На другой странице что-то непонятное и черное, но в нем прорисовано множество пар глаз.

Кого не видно.

Далее нарисована большая девочка-гуманоид с черными волосами и грустным ртом.

«Санда», – выведено корявыми буквами.

Санда сказала, что ненавидит меня. Но я знаю, что она придет.

Санда заберет меня. Нужно ждать.

Опять изрисованная чернотой страница. Ничего на написано. На соседнем листе – очередной маленький абзац:

Если доктор будет мертв, он не придет сюда больше.

Крис сказала, что надо его съесть.

Мы были на осмотре. Он брал красное у меня, а сестра у Крис.

У Крис получилось начать есть.

Все было красное.

Доктор разозлился и удалил ей зубы.

Он сказал, что это ждет нас всех.

Мне тоже выдрали два зуба как предупреждение.

Мне так больно.

На странице бурые капли, и меня начинает трясти. Я не знаю, как это прекратить.