Песнь крысолова

Она ко мне – я от нее.

Никто не уводил эту малышку, она сама пошла. А уже у дверей я просто беру ее за руку. Она молчит и идет рядом.

Так я довела ее до метро «Фридрихсштрассе» и оставила у кофейни. Мадам Шимицу запретила звонить в полицию.

– Ты не должна о ней дальше заботиться. Мне важно, чтобы ты могла не только легко увести ребенка, но и также легко его бросить.

Я знаю, что ее успешно вернули. Продавщица, заметившая девочку, тут же заявила куда надо. Вероятно, родители до сих пор не могут объяснить, почему их ребенок оказался так далеко от них.

– Вокруг тебя магнитное поле, – угасающе шептал голос Шимицу. – Но ты можешь включать и выключать его. Оно активируется, когда ты того хочешь. Оно в твоей голове. Нащупывай этот переключатель. Фиксируй состояние, в котором они к тебе идут. Научившись его контролировать, ты сможешь толпы за собой вести. Толпы розовощеких, красивых детей.

То, что мы, попрошайки, делали по наитию, заговаривая зубы, имело свои названия. Усыпление волевого центра. Резонанс сознания. Фазы торможения. Речевые приемы, косвенное внушение, невербальное воздействие. Шимицу работала над моей речью, пластикой, взглядом. Учила пользоваться тем, что у меня есть, не спонтанно, а избирательно. Точечно. Мы вместе изучали эти темные структуры разума.

Со временем я стала делать это безотчетно, пробираясь в подкорку сознания и ползя по нему, как паук. Спустя два года я перестала замечать переход между нормальным состоянием ивнедрением. Мне кажется, я уже всегда на этой грани.

Все это недоброе ученичество отпечаталось в моей памяти эхом бесконечно длящихся слов. Я впустила Шимицу в себя, и она заняла внутри меня пространство, которое не получается освободить.

Но иногда, когда она замолкает в моей голове, мне начинает казаться, что ни одно внедрение не бывает односторонним. Я тоже внутри нее.

В эти моменты я ощущаю ее страх – быть уничтоженной тем, что она создала.

Клиника похожа на изъеденный ржавчиной куб, ее стены в непонятных рыжих подтеках. Сквозь ветки голых деревьев здание выглядит непритворно жутко. Сверху на нас падают хлопья чего-то странного. Это не снег. Перетираю их пальцами, и они становятся серыми. С неба падает пепел? Объяснения явлению нет.

Следующую странность обнаруживаем на деревьях вокруг клиники. На некоторых висят красные ленты, отчетливо бросающиеся в глаза на фоне голых веток.

Вслед за порывом ветра раздается странный звон.

– Что за…

Мы подходим к одному из деревьев, и оказывается, что к лентам привязаны колокольчики. Они издают одинокий перезвон – самый неестественный звук в этом месте.

– А, вспомнил, – хлопает ладонью по лбу Джокер. – Это флешмоб тут был. Какие-то сопереживающие подростки пролезли на территорию клиники в самом начале и развесили, докуда дошли, колокольчики. Типа, символ возвращения. Чтобы пропавшие нашли дорогу назад. Подростков быстро поймали и вытурили, но дребедень эту не сняли. Прикольно, – и он дернул за ленту.

– Не видела ничего более нелепого, – ворчу я. – Вот уж помощь в поиске, развесить ленточки с колокольчиками.