– У тебя есть информация о том, что происходит. Что ты скажешь про ритуал? Санда дала мне много намеков. Если бы она не хотела, чтобы я знал, то не сделала бы этого. Она не похожа на болтливого человека.
С промедлением Александр начал новый, уже совсем другой рассказ, от которого кровь стыла в жилах. Это был калейдоскоп зловещих образов. Санда и Родика. Шимицу и Зверь. Джокер-перевертыш. Подменыши. Тайный бизнес «Туннеля». Пособничество Рихарда Крупке. Культ матери. Анджей Новак. И Вальденбрух, где сходились все пути. Александр говорил без пауз, судорожно набирая воздух посреди недосказанных слов, и комната наполнялась чужими тайнами.
Мариус поднял руку, давая понять, чтобы Полетаев замолчал. Ему пришла идея.
– Приведи меня к Санде, раз ты ее друг. Я пойду следом. – Мариус склонился к его уху и прошептал: – А потом беги со всех ног. Если попадешься на глаза снова после, придется тебя забрать. Извини. Но кажется, ты умеешь растворяться. Сам сказал.
И он с улыбкой заглянул в его глаза. Они вернулись в обычный мир. Кристаллы пыли, горы папок вокруг. Четыре утра. Небо над Берлином рассветало тусклыми полосами, походящими на грязные разводы. Никто не произнес ни слова, но сделка была заключена.
Пряничный домик
Ночные дороги кажутся бесконечными. Земля едва отличима от неба. Впереди пара таких же одиноких машин, они кажутся привидениями на автобане. Я не понимаю, откуда у меня еще силы. Когда включается этот режим тревоги, я не могу спать и есть. Только двигаться дальше, напоминая самой себе тикающую бомбу, которую уже запустили, и осталось вести обратный отсчет.
Джокер рядом со мной в отключке. Зверь – позади, тоже не издает ни звука. В зеркале заднего вида я ловлю его лицо с опущенными веками.
Пальцы вцепились в руль как спаянные, а в голове – обрывки всех сказанных слов.
«Санда-крысолов… Заслуженный талант… Вокруг двери… Закрой дверь ритуала… Почему ты стала это делать, Санда?.. Что сделаешь с Родикой, когда найдешь?.. Тебе придется… Придется… ответить на этот вопрос…»
Я захотела, чтобы снова что-то случилось, только так получалось отвлечься от мыслей о ней.
Но Джокер прав. Мне придется ответить на этот вопрос себе.
Что-то было сделано лишь наполовину.
Все это время я пыталась понять, на кой она мне сдалась спустя четырнадцать лет и после ее преступления. Но верный вопрос был другим.
Родика знала ответ. Я ощущала ее присутствие во мне и это тайное знание.
Так скажи же мне, черт возьми.
Скажи, чего ты хочешь.
Кто-то трясет меня за плечо, и я открываю глаза. Вокруг светло и морозно. Вспоминаю, что недалеко от клиники я съехала в лес, чтобы немного поспать.
На меня смотрит знакомая веснушчатая мордаха.
– Салютики! Твой первый день экотуризма начался! Из жратвы только старые шишки и мох.
– Нам надо сходить на стоянку. Это в сорока минутах отсюда пешком, судя по навигации, – припоминаю я, с трудом принимая сидячее положение. Тело еле гнется, меня будто набили иголками. – Где Зверь?
– Ушел куда-то с рассветом.
Я выбираюсь из машины и тревожно оглядываюсь. Вокруг голый лес, но вдалеке виднеется дорога, с которой я съехала. Пока нигде не наблюдается ни Шимицу, ни Ионеску.
– Я нашел в бардачке пакет орешков, но съел их до твоего пробуждения. Да и вообще там был один изюм столетней давности, – бубнит Джокер. – Рискнем на стоянку? В такой глуши вряд ли будут проблемы. Хотя, может, мое лицо уже на всех пакетах с молоком, ха-ха…
Я оставляю его ненадолго и наугад бреду по небольшой тропинке вглубь, пытаясь понять, куда мог отправиться Зверь. Без него почему-то не по себе. Наручные часы показывают девять утра.
В свежей грязи довольно быстро замечаю следы огромных тракторных подошв. И нахожу его под большим камнем. Зверь лежит, прижавшись всем телом к земле, и что-то слушает.
– Эй?
Он не реагирует на меня. Только когда подхожу ближе, произносит:
– Тише.
Любопытство даже перекрывает сосущий голод. Я присаживаюсь на камень, наблюдая за ним. Спустя мгновение Зверь произносит:
– Здесь что-то есть. В самой земле. Не живое. Но и не мертвое. Оно там, дальше… и слышит нас тоже.
Смотрю вслед за его ладонью. В том направлении должна быть клиника. Что же он почувствовал? Детей? Мать? Еще кого-то?
– Мы пойдем туда чуть позже. Сейчас надо раздобыть еды. Побудешь тут?
В ответ снова странное молчание. Зверь выглядел завороженным, и в этот момент в его грубых чертах проявилось что-то детское.
– Сюда идут и другие, – внезапно сообщает он и медленно поднимается. – Они придут много позже. Но следы их уже здесь.
Я подхожу к нему и отряхиваю от иголок и сухих листьев. Мне хочется заботиться об этом создании. Не знаю, как определить мою симпатию. Оценивать его как собаку или все-таки как человека?
– И кто придет? – осведомляюсь я, пытаясь оттереть рукавом толстовки с его лица влажные отпечатки земли. – Ма? Следопыт?
– Все. Не только они.