Песнь лихорадки

Но как и сказал Эобил, он был терпеливым, мудрым. Казалось, иногда он действительно испытывал искренние эмоции. Будучи В'Лэйном, он сказал мне, что Круус был ренегатом, неуправляемым воином. Он таился и притворялся кем-то другим дольше, чем я могла себе представить, терпеливо преследуя свои цели. И он постоянно настаивал, несмотря на отсутствие ощутимой выгоды для себя, на том, что он заботился обо мне. Хотел меня.

Я видела правду в выражении его лица, когда стояла возле черной дыры у Честера, и Бэрронс с Круусом смотрели на меня с одинаковым голодом и желанием.

Что тогда сказал Круус?

Ты одна говоришь с лучшей частью меня.

Вот моя миссия — воззвать к лучшему в нем. Любыми способами.

Никаких границ. Никаких отказов. Даже если это разрушит меня изнутри и снаружи. А это возможно. Потому что если Круус отдаст мне песню, абсолютно возможно, что ее использование убьет Бэрронса, но оставит меня жить. И это определенно убьет мою сестру.

Если я добровольно займусь с ним любовью, он отдаст мне песню? Станет ли месть Бэрронсу достаточным развлечением, чтобы прельститься? И если он согласится, сдержит ли свое слово?

Я закрыла глаза. Если он захочет, смогу ли я пройти через это?

Да. Дело не во мне. Я расходный материал. Вселенная — нет. Я заплачу любую цену, чтобы ее спасти.

— Круус, — тихо сказала я. Затем более уверенно: — Круус, ты мне нужен. Пожалуйста, приди. По крайней мере, послушай меня, умоляю. Я умоляю, слышишь? Когда-то тебе это нравилось. Теперь я вижу тебя. Я вижу весь вред, который тебе причинили. Я вижу решения, которые ты принимал, и все решения, которых тебе не дали принять. Я была с тобой несправедлива. Я не позволяла себе открыться перед тобой. Я прошу прощения.

— МакКайла. Наконец-то, — его голос появился раньше тела, и я знала, что он какое-то время наблюдал со стороны. Я гадала, почему он все еще мог просеиваться. Как это вообще возможно?

Появился бледный контур, затем он заполнился и уплотнился.

Он не скрывал себя чарами, лишь стоял передо мной, Круус без прикрас, огромный, возвышающийся Фейри с радужными глазами, величественными черно-бархатными крыльями и калейдоскопом татуировок. Затем его крылья исчезли, и он оказался одет в черные кожаные штаны, сидящие как вторая кожа, ботинки со стальным носком и свитер грубой вязки. Длинные черные волосы перевязаны на затылке, резко очерченное лицо просто ошеломляло. Его глаза дрогнули и изменились, прежде чем остановиться на теплом золотом цвете.

Появился шезлонг, и Круус жестом указал на него.

Я молча подошла и опустилась на него, и он присоединился ко мне, взял меня за руку и переплел наши пальцы.

Долгий, странный промежуток времени мы ничего не говорили. Просто держались за руки, и я смотрела на него, а он смотрел на меня.

И я кое-что поняла. Если ты достаточно долго на кого-то смотришь, то лицо как будто отбрасывает шелуху. Ты начинаешь замечать крошечные вещи, которых прежде не видела.

Рассказывают ли линии на их лице историю смеха и любви или же недовольства и зависти.

Полны ли их глаза жизнью и эмоциями, или же они пусты и безразличны.

С Фейри все немного хитрее, поскольку они могут надевать чары, но я была королевой Фейри и ши-видящей, так что я обратилась к своему внутреннему озеру и потребовала показать мне правду. Чувствовал ли Круус, как это показывали его глаза, или он был пуст внутри? Могла ли я дотянуться до него? Насколько хорошей была его лучшая часть?

Моего озера там не было.

Мне потребовалось мгновение рефлексии, чтобы осознать, что я никогда не находила свое озеро. Этот чернильно-черный, полный воды грот всегда был обиталищем Синсар Дабх, а не моим. Мое озеро не было темным, оно было десятью футами цвета тропического прибоя, и поверхность его сияла на солнце. Мое озеро не было полно тенистых призраков, завитков влажного мха и реликвий, которые я не могла осознать, в нем плавали яркие руны, заклинания и все знания, о владении которыми я даже не подозревала.

И вновь я сказала: Покажи мне правду.

И вновь я увидела то же самое. Круус не был одним из плохих парней. Я попробовала чудовищность на вкус. Это была Синсар Дабх.

— Если бы я встретила тебя первым, — тихо сказала я.

— Ты могла бы меня полюбить, — закончил он за меня. — И если бы ты полюбила меня, — сказал он и остановился.

— Ты мог бы измениться.

Он подарил мне горькую, но прекрасную улыбку.

— Ты даже не пыталась призвать меня. Ни разу ты не посмотрела на потолок или небо и не произнесла мое имя. Вот как мало ты обо мне думала.

— Так просто? Ты просто ждал, пока я попрошу?