Бэрронс едва заметно самоуверенно улыбнулся, выглядя довольным по непонятным Джаде причинам, и сказал:
— Полагаю, тебе известно местоположение принцессы Невидимых?
Круус холодно ответил:
— Ранее сегодня, пока я переносил ваших ши-видящих, я нашел минутку подсунуть древний свиток в заинтересованные руки. Он содержал Истинное Имя принцессы. Эта сука уже поймана в клетку из железных решеток и считает, что один из новых, молодых принцев Видимых заполучил силу призвать ее из давно забытого свитка. Он всего лишь еще один идиот, который не ставит под сомнение внезапную удачу, слишком занятый обдумыванием вещей, которые считает несправедливым невезением. Он ждет одно из бессмертных орудий, чтобы прикончить ее, — Круус бросил взгляд на Джаду. — Тебе даже не придется его уговаривать.
— С чего бы мне? Я никогда не отдам принцу Видимых копье или мечу.
— Этому можешь дать, — весело заявил Круус.
— Ты уже призвал и заточил ее, не сказав нам? — возмущенно переспросил Кристиан. — Что еще ты сделал и не потрудился сообщить нам?
Джада нахмурилась.
— А Книге разве не придется уничтожить и принцев Видимых?
— Как я уже сказал, неоперившиеся птенчики не имеют значения, и так будет еще какое-то время. Они недостаточно сильны, чтобы привлечь Истинную Магию. Только Мак, я сам и принцесса Невидимых достаточно могущественны, чтобы быть кандидатами.
— Где сейчас принцесса Невидимых и кто этот новый принц Видимых? — потребовал Бэрронс.
— Вы найдете их обоих в Дублинском замке. Молодой князек Фейри — нынешний лидер ваших Новых Стражей. Но он им надолго не останется. Вскоре его трансформация сделается заметной для людей, а они никогда не станут следовать за тем, что ловят и убивают.
— Инспектор Джейн превращается в Фейри? — в ужасе воскликнула Джада. — В принца Видимых?
— Именно так. Он слишком долго каннибальствовал на нашей расе, чтобы уйти безнаказанным. Даже теперь я чувствую предродовые схватки, когда у остальных начинается трансформация.
— Кто еще? — потребовал Кристиан.
— Пока не знаю, — лаконично ответил принц.
— Почему я их не чувствую?
— Гав, гав, — последовал холодный ответ Крууса. — Прими это. Или вскоре они превзойдут тебя. Мы кружим как акулы, почувствовав кровь. Проголодайся. Или будь съеденным.
Глава 16
Свобода — лишь еще один синоним к «нечего терять»[31]
Здесь, в вакууме, в котором я дрейфую, мои мысли блестят подобно бриллиантам, прозрачно чистые.
Возможно, это потому что у меня нет физических поводов отвлечься. Возможно, это потому, что впервые с материнской утробы я оказалась абсолютно одна, свободна от непрестанного влияния и зловредных манипуляций
Снаружи, за пределами моей коробки, в мире, Книга расхаживает вокруг, контролируя мое тело, творя с ним бог знает что (я отказываюсь следовать этим ходом мысли, я ничем не могу это остановить, и ужасные вещи, которые я могу представить, лишь ослабят ясность моих мыслей), но когда-то
Мне просто нужно повторить ее путь к свободе.
Но сначала мне нужно понять, что она сделала; что
Я понимаю, как она завладела мной в тот день, когда я убила Серую Женщину, но не понимаю, как она выселила меня в этот раз.
Что-то в тот момент, когда я воспользовалась одним из заклинаний, дало ей возможность пересилить меня, но что?
Я возвращаюсь мыслями к мгновению, когда она получила контроль, и просматриваю свои мотивы. В отличие от того мрачного дня, когда я убила Серую Женщину, я не пыталась почувствовать себя лучше и не жаждала улучшить свою жизнь.
В тот момент, потянувшись за заклинанием, я думала лишь о Дэни, хотела, чтобы она жила открыто, всеми цветами радуги, не измененная, не переделанная бесстрастным существом, которое возомнило себя столь превосходным, что сочло себя вправе воссоздать ее в соответствии с собственным дизайном — и кому, черт подери, об этом судить? Я думала, что сделаю что угодно, лишь бы увидеть ее счастливой, вновь услышать ее безудержный смех, хихиканье, как она взрывается от хохота, возможно, влюбляется и — кто знает, если Шазам и правда реален, она бы спасла его, и они с важным видом будут расхаживать по Дублину, вместе делая свои супергеройские вещи. Я зашла так далеко, что даже представляла, как однажды у нее будут свои дети, какими потрясающими и умными они будут, и какой замечательной матерью она станет. Я хотела, чтобы она поднялась с этого чертова стола неизменной, неповрежденной. Она уже и так многое перенесла в своей жизни.
Мои мотивы были ясны и максимально альтруистичны, как мне казалось. Я вовсе не думала о себе. Я приняла это решение со странным отрешенным спокойствием, невозмутимым «Ладно, возьми меня, только позволь ей жить». Я отказываюсь поверить, что поступок, совершенный из чистой любви, делает нас слабее.