Ситт Дунья послушала старуху и велела: «Пойди к нему, передай от меня привет и скажи: “Ты почтил своим приходом нашу землю и наш город, перечисли, какие у тебя есть нужды, мы их исполним. На голове и на глазах!”».
И старуха тотчас вернулась к Тадж-аль-Мулуку, а когда он увидал ее, его сердце улетело от радости и веселья! И он поднялся старухе навстречу, и, взяв ее за руки, посадил с собою рядом. А та присела и, отдохнув, передала в точности то, что говорила Ситт Дунья. Услышав слова ее, Тадж-аль-Мулук обрадовался до крайней степени, его грудь расширилась, плечи расправились, и веселье вошло в его сердце. «Моя нужда исполнена!» — подумал он и молвил старухе: «Может быть, ты возьмешь от меня письмо к ней и принесешь мне ответ?». И та ответила: «Слушаю и повинуюсь». Тогда царевич приказал Азизу: «Подай чернильницу, бумагу и медный калам!» — и когда юноша принес ему эти принадлежности, он взял калам в руки и написал такие стихи:
Под стихами он подписал: «Это письмо от того, кто тоскою пленен и в тюрьме томления заточен, и не может быть из нее освобожден, если встречи и близости не увидит, после того как в разлуке был отдален. Ибо он разлукою с милой терзаем и пыткою любви пытаем» — и пролил слезы из глаз и написал еще такие два стиха:
Царевич свернул письмо и, запечатав его, отдал старухе со словами: «Доставь его Ситт Дунье!». И та отвечала: «Слушаю и повинуюсь!». Затем Тадж-аль-Мулук дал ей тысячу динаров и сказал: «О матушка, прими это от меня в подарок, в знак любви». И она приняла от него дар и, уходя, призвала на него милость.
И шла старуха, до тех пор пока не пришла к Ситт Дунье, а та, увидав ее, спросила: «О нянюшка, о каких нуждах он просит, мы исполним их». — «О госпожа, — ответила старуха, — он прислал со мною это письмо, но я не знаю, что в нем». И царевна взяла и прочитала его, а поняв смысл написанного, воскликнула: «Откуда это и до чего я дошла, если купец посылает мне письма, прося о встречи со мною!».
И она стала бить себя по лицу, восклицая: «Откуда мы явились, что дошли до торговцев! Ах, ах! Клянусь Аллахом, если бы я не боялась Аллаха, то, наверное, убила бы его и распяла на дверях его лавки». «Что же такого в этом письме, что оно так встревожило твое сердце и расстроило твой ум? — спросила старуха. — Жалобы ли там на обиду или требование платы за материю?».
В ответ царевна воскликнула: «Горе тебе! Там не то, а только лишь слова любви и страсти! Все это из-за тебя, а иначе откуда этот сатана узнал бы меня?!». «О госпожа, — молвила старуха, — ты сидишь в своем высоком дворце, и не достигнет тебя никто, даже летящая птица. Да будешь ты невредима, и да будет твоя юность свободна от упреков и укоризны. Что тебе от лая собак, когда ты госпожа, дочь господина? Не взыщи же с меня за то, что я принесла тебе это письмо, не зная, о чем оно. Однако будет лучше дать ответ нечестивому и пригрозить ему убийством. Запрети ему так болтать, тогда он с этим покончит и не вернется ни к чему подобному». Но Ситт Дунья сказала: «Боюсь, что, если напишу ему, он позарится на меня». А старуха отвечала: «Когда он услышит угрозы и застращивание, то отступится оттого, что начал». И царевна велела: «Подать чернильницу, бумагу и медный калам!». А когда ей подали эти принадлежности, она написала такие стихи: