Песнь моряка

– Вы правы, на нем нет государственных флагов, но грандиозный и нелепый корабль действительно является инструментом государственности – это такая же истина, как и то, что вы здесь сидите. Я только не знаю теперь, какого государства.

– Мне кажется, капитан должен знать, чьим судном он командует.

– Я же вам сказал, что я номинальная фигура. Я встаю время от времени за штурвал, но это просто шоу. Вон то накрахмаленное угробище, которое визжит в рупор, – нет, не показывайте ему, что вы его видите, – старпом Сингх, он и есть настоящий начальник. Но и он вряд ли знает, чьим судном командует. Приказы приходят к нему через один гаджет, он сам отдает их через другой, а тот переправляет их судовому компьютеру. Судовой компьютер прокладывает курс, поворачивает румпель, даже ставит парус, а мистер Сингх работает с клавиатурой. Говорят, он умеет печатать две тысячи двести знаков в минуту. Я за минуту хорошо если успею застегнуть ширинку. – Он развел узловатые руки и скорбно пожал плечами. – М-да. Я просто старая глупая деревянная гальюнная фигура. Моя единственная обязанность в море – держать нос по ветру, смотреть вперед острым взглядом, а также мордоваться с пристойным видом на серьезных общественных мероприятиях, чтоб яхта не села на мель.

– Тогда зачем оно вам? У вас же явно хватает фишек на крышу над головой…

– Потому что я люблю море, друг, я же говорю. – Стюбинс скосил глаз в сторону. – Ой, этого я и боялся. Они спускают скоростной катер. Что ж, сэр, надеюсь, вы знаете место, где можно отсидеться.

– Знаю. А вы, если у вас действительно такой острый взгляд, как вы утверждаете, смотрите вперед обоими глазами. Нам нужны обломки кораблекрушения вон на той песчаной отмели. Вперед и обоими глазами, я сказал!

– Есть, капитан.

Стюбинс коротко отдал честь, развернулся и соорудил над глазами козырек из своей длинной серой руки. Лихая фигура, вынужден был признать Кармоди, наблюдая угловатый профиль этого человека, – старому разбойнику не хватает разве только попугая.

Стюбинс первым и увидел эти обломки. Кармоди пропустил бы – из песка торчали только ржавые концы ребер. Канал сдвинулся: он теперь тек из низких дюн на север от этих костей, а не на юг, и обмелел – так обмелел, что напоминал бегущий по тротуару ручей из автомойки. Кармоди вошел в него носом вперед и на полной скорости, лишь в последний момент подняв из воды пропеллер. Они проскользили по песку, точно выдра по илистой отмели. Добравшись до убежища маленькой бухты, Кармоди заглушил двигатель: катеру не увидеть их с той стороны канала, но у них может быть звуковой радар. Когда «зодиак» запрыгал в стоячей воде, Стюбинс заговорил снова:

– До того как начать плавать на яхтах, я был моряком торгового флота – в те времена торговый флот еще кое-что значил. Приятель гонял по Миссисипи мусорную баржу, я умел водить бульдозер, так что он меня взял. Я был тинейджером и голодранцем с юга, приятель звал меня Джимми-лох. Сам он пришел на торговый флот еще до войны с Гитлером. Черт возьми, он мог травить байки о морских приключениях в любом большом порту: Роттердам, Ливерпуль, Сидней… и, конечно, старый Фриско. В Сан-Фране ему сделали тату на конце, кругами, как красная спиральная лента. В спокойном состоянии, пожалуй, ничего особенного, но когда он вставал в полный рост, это, черт подери, выглядело как здоровенный цирюльный столб!

Он помолчал, дав Кармоди возможность представить эту картинку. Бормотали морянки, «зодиак» клевал носом в тихой воде.

– Байки старого моряка произвели на меня большое впечатление – это еще мягко сказано. К концу мусорной экспедиции я твердо решил: жизнь в море будет моей жизнью. Он дал мне письма к каким-то своим важным знакомцам со времен мореплавания, и я отправился в путь. Не прошло и пяти лет, как юный Джеймс Локх, голодранец из Теннесси, получил диплом Нью-Йоркского морского колледжа в Трогс-Неке и право работать на любом американском торговом судне в любом порту мира. Беда была, что к тому времени на американских торговых судах почти не осталось работы. Старые флоты янки засасывало в нидерландско-азиатские линии, как древесные щепки в трюмные трубы. Что это, кстати, был за остов, мимо которого мы прошли по отмели? Остатки какой-то вашей прежней экспедиции в этих водах?

– Я не знаю, что это было за судно, – ответил Кармоди. – Когда лет двадцать назад я впервые обнаружил этот маленький желоб, кости уже торчали. Железные ребра – значит большое и древнее. Думаю, жертва землетрясения шестьдесят четвертого – только очень большая волна могла загнать лодку с такой глубокой осадкой в такой мелкий желоб.

Стюбинс кивнул, мрачно соглашаясь, затем продолжил свою морскую историю: