Песнь моряка

Кармоди протянул стакан, тяжело вздохнув. С этим покорным вздохом утекло его тщательно выстроенное справедливое негодование. Он уже понимал, что стоит ему расслабиться – и этот торчащий у него перед носом серолобый упырь как нехрен делать станет его закадычным другом. Товарищем по команде. Придерживая стакан, Кармоди развернул плотный джинсовый зад и подпер им рулевую рубку рядом с тонкой тканью Стюбинсовых брюк. Некоторое время мужчины стояли молча, потягивая виски и щурясь на мягкое туда-сюда горизонта. Кармоди заговорил первым:

– Мне сказали, что вы были знаменитым кинорежиссером.

– Был, так и есть, – сказал Стюбинс. – А вы, капитан? Я наслушался о вас бог знает сколько от нашего исполнительного продюсера. Который заодно ваш пасынок?

– Николас Левертов? Я бы не рискнул назвать его пасынком. Я его видел всего один раз. Прилетал на Гавайи, у нас с Алисой там был медовый месяц. Он подарил нам каменный горшок, чтобы тушить в нем рыбу, с резным узором в форме желтопера, – треснул, как только я собрался в нем что-то готовить.

– Ник говорит, вы рыболовная знаменитость в здешних водах. Аристократ, он, кажется, сказал.

– Был – тоже так и есть. Аристократ, надо же. Знаете, сэр, эти странные прозвища дают в песочницах… детская табель о рангах, дети их потом перерастают. Или это они перерастают детей, как в моем случае. Раньше можно было быть аристократом, сейчас уже нет. В старой бочке осталось слишком мало рыбы. Теперь речь не об аристократии, а о том, кто больше наскребет этой мелочи. Со дна этой старой бочки. И все же честная работа – рыбная ловля – все лучше, чем биржа труда. А вы, мистер режиссер… чем вы заняты с тех пор, как кончилась ваша честная работа?

Стюбинс глухо посмеялся, оценив шпильку:

– Я иногда еще работаю. Видели рекламный ролик круизов на «Принцессе», где вещает капитан с бородой? Там мое лицо. Борода и мужественный голос принадлежат агентству.

– Видел я этот ролик. Вы там курите длинную глиняную трубку.

– Трубка тоже моя. Но, честно сказать, в последний раз я работал режиссером лет десять назад, а то и больше. Фильм про рубаку-фанфарона «Темная любовь Синдбада».

– Не так чтобы крупная удача, кажется.

– Да уж. Крупноформатный, крупнобюджетный и крупнодолларовый провал года. Мы снимали там всех претенденток на африканскую мисс Вселенная а-натюрель по всему Золотому Берегу. Героем был стераноидный хлыщ с губными имплантами. Студия потеряла на этом почти сто миллионов.

– Вас отправили в отставку?

– Меня слишком дорого отправлять в отставку. Из меня сделали декоративного президента. – Стюбинс вытянулся во всю свою внушительную длину, напустил на себя серьезный вид и натянул на глаз повязку. – Я еще могу покрасоваться весь в белом, когда студии надо произвести впечатление на инвесторов. Выступаю, даю обеды, пиарюсь на кампаниях по сохранению лысых чаек в Бразилии… такое дерьмо.

– На такую высокую фигуру это должно нагонять сильную тоску.

Стюбинс вновь засмеялся, и смех вышел натянутым и приглушенным одновременно, словно в трюме большого грузового судна тренькнуло перекрестье крепежа.

– Это способ оставаться на плаву и на борту. Понимаете, капитан, у меня морская аддикция в последней стадии. Я ветряной нарк. Безнадежен! Я стану последней корабельной крысой, если все другие койки на судне будут заняты.

Кармоди потер красный комок носа, все такого же онемевшего и холодного. Руки тоже замерзли, но он больше не дрожал.

– Так вот что, по-вашему, нас связывает – мореходство?

Стюбинс покачал головой:

– Не-а, то, что у вас – рыболовная аддикция. Я отличаю моряка от рыбака по глазам. У рыбака в глазах уверенность: он всегда знает, зачем вышел в море и когда что получит – или не получит. Моряк не знает.

– Выходит, не всякий рыбак – моряк? Ладно, тут я особо спорить не буду. Я в молодости поработал на яхтах, мне не понравилось. Для слюнтяев дело. Я лучше буду травить сети, чем смотреть, как очередной сукин кот травит за борт. В старой бочке, может, и мало чего осталось, но она все ж как-то связана с главным источником жизни – с рыбой; тогда как гулять под парусами – подумаешь, хобби. Как драки на мечах или типографский набор. Ладно, раз мореходство не подходит, то… наверное, возраст.

– Нет, – задумчиво сказал Стюбинс. – Возраст нас тоже не связывает, капитан, хотя я польщен, что вы так думаете. Сколько вам лет?

– Скоро семьдесят, – соврал Кармоди.

– А сколько, по-вашему, мне?

– Лет семьдесят пять примерно.

– Скоро девяносто. Я старше вас на добрых двадцать лет, капитан, и это еще не сама древность. В каждом круизе я натыкаюсь на богатых сукиных котов еще старше меня. Сейчас легко накопить года, если хватит везения и денег. Не-а, это не года, это эпоха. Мы – два анахронизма. Мы больше не принадлежим этому миру. Мы неуместны во времени и в обществе…