Песнь моряка

– Ни секунды. Но не увидит ли нас весь город на этой открытой воде? Кларк Б. со своими мальчишками вышлют за нами скоростной катер еще до того, как мы доберемся до середины бухты.

– Мы не пойдем через бухту, мистер Стюбинс. – Кармоди три раза сунул в прорезь карту-ключ для уверенности, что зажглась искра, затем коснулся кнопки стартера; маленький двигатель выстрелил первым оборотом. – Мы пойдем в обход.

Он попробовал добавить газу, но мотор был еще холодным и потому заглох; он попробовал завести его снова, и получилось еще хуже. Выхлопная труба случайно вышла из воды, и по пустой бухте пронесся грохот, как от сигнальной пушки. Кармоди обернулся через плечо. Гигант на причале завопил и подпрыгнул, словно пушечное ядро просвистело у него над головой. Через секунду на палубе появился Кларк Б. Кларк, забрался на крышу рулевой рубки и, заслонив глаза от света, поглядел в их сторону. После чего он прогрохотал по металлическим ступеням трапа и вслед за гигантом направился к лимузину.

– Сейчас они будут здесь, – сказал Стюбинс.

Мотор кашлянул. Кармоди развернулся лицом вперед и усмехнулся:

– А мы с божьей помощью будем там!

Резко накренив лодочку на левый борт, он повел ее в сморщенный зеленый поток, на полном газу, прямо в море. Приливная волна быстро шла на убыль, и легкая моторка проехалась на ней, точно серфинговая доска, прямо над отмелью. Поток брыкался под днищем, но корпус был спроектирован так, что мог изгибаться и двигаться вместе с поверхностью. Он вставал над непокорной водой, словно легкий, как перышко, наездник над двухтонным брахманом; мужчины лишь усмехались, глядя друг другу в лицо, – пусть себе брыкается.

Они сошли с отмели и некоторое время неслись с плеском и грохотом по вихрящейся податливой воде, не говоря ни слова; затем старый Стюбинс наклонился к Кармоди. Глаз у него блестел, как хромированная заклепка. Он по-прежнему говорил шепотом:

– Ох, мой бох, как это здорово, Кармоди, вы бы знали! Охренеть же можно!

– Я не совсем понимаю, о чем вы, мистер Стюбинс.

– Трепет, Кармоди, неужто он вам не знаком? Трепет, когда проходишь неизвестную отмель, идешь по новым водам, когда по прихоти новых ветров тебя несет на новую землю? Вы только посмотрите: мы тут свободны, как юные брызги в соленых струях! По левому борту – открытое море! По правому – идеальный утес сапфирно-голубых облаков, вздыбленных на тысячу футов в высоту бог знает каким метеорологическим феноменом! Ах, господи, друг, восторг и трепет!

Кармоди не отвечал, но мышцы его щек растянулись в улыбку шире некуда.

Стюбинс хлопнул ладонью по надувному корпусу:

– Вот красота! Вы знаете, о чем я: трепет, когда тебя зовут и манят морские приключения. Романтика! Таинственные острова! Оседлать неизвестную волну и разведать неразведанное! Ради бога, друг, только не говорите мне, что вам не знакомо это чувство.

– Отчего же, знакомо. Только мой нос слишком часто заливало волной, чтобы говорить о романтике.

– Что ж, тогда поговорю я. – Ветер швырял его седые волосы, словно пену. – Опрокидываться, идти ко дну, ломать мачты… все прекрасно. Удача и противоборство! Сможете ли вы подойти к подветренному берегу в плохую погоду? Какова ваша наветренная скорость? Чем оснащен ваш корабль? И в хорошей ли он форме? Вы знаете, что яхты всегда были инструментом государственности? Королевский военный корабль Генриха Восьмого, «Генри Грейс э’Дью», – хороший тому пример. Вы наверняка видели картины в какой-нибудь английской библиотеке: плавучий дворец, великолепный и величественный?

– Возможно, – согласился Кармоди, зная точно, какую именно литографию описывает сейчас Стюбинс.

– Этот корабль стал Генриху настоящим зубастым троном, всяко лучше кресла-качалки в Букингеме. «Дворец на море» Генриха был государственным кораблем своего времени и принес больше пользы короне, чем любой, черт бы его побрал, наземный замок. Да и пахло там наверняка лучше.

– Здесь вы, возможно, правы, – снова согласился Кармоди. – Знаю я, чем пахнет в этих замках.

Они шли мимо «Чернобурки», но она стояла на сотни ярдов ближе к берегу. Человек в белой форме кричал им что-то в рупор. Вот почему старый призрак так разговорился, догадался Кармоди.

– Другой пример – яхта Людовика Четырнадцатого… ее помосты разукрасили настолько богато и тяжело, что она уже не годилась для плавания. Она все же поплыла и перевернулась из-за этих своих оборочек. Как это по-французски. Почему, вы думаете, палуба у бака зовется форкастель? От латинского castellum – крепость, дворец. Потому что бак и был дворцом, воздвигнутым перед мачтой, и представал царственному взору главы государства всякий раз, когда тот стоял на юте, – развевающиеся флаги символизируют власть короля. Корабль государственности, понимаете?

– Более-менее. – Кармоди повернул голову к большому металлическому парусу. – Чисто из любопытства: какое королевство представляет ваш грандиозный и нелепый корабль? Какие на нем флаги? Звезды-полосы? «Юнион-Джек», Восходящее солнце? Чисто из любопытства…

Стюбинс не пожелал смотреть на яхту.