Читаем Песнь моряка полностью

– Сдается мне, чтоб заполнить промежуток меж тем, что есть, и тем, что будет, сэр, – это как нюхать старые следы и расчесывать старые укусы… Сдается мне, чтоб немножко подбить чем-то мягким твердое необтянутое злобное пространство… сэр.

13. За лодки, что в море, и женщин на суше

Вольная Вилли, Волонтерка из Вако, все так же командовала баром «Крабб-Потте», когда Кармоди выходил на улицу. Выскальзывал – в этом больше правды – прогулочным шагом, стараясь не привлекать ничьего внимания, опустив круглую голову так, чтобы поза сошла за пьяно-рассеянную или задумчивую, если трюк с непривлечением внимания все же провалится.

Ему совсем не хотелось покидать приятную атмосферу – бар только начинал уютно гудеть, словно разгоравшийся камин, – однако он рассудил, что самым мудрым маневром в данный момент будет отказ от своих желаний и осторожное отступление. Особенно если учесть, как смотрела на него Вилли. Вернее, не смотрела – в этих словах больше горькой правды: она брала у него заказы, наливала, отсчитывала сдачу, но улыбка, которой она его удостаивала, была стандартной улыбкой хозяйки бара и ничем не выделяла его среди других охламонов. Он чувствовал угрозу, рыскающую за этой улыбкой, словно бульдог за цветочной изгородью.

Он всмотрелся через дверное стекло бара, дабы убедиться, что горизонт чист, потом толкнул дверь и вышел, не оглянувшись на Вилли. Не было нужды. Образ этой крупной блондинки висел, как салунная картина, в задымленном баре его головы: тело, соблазнительное и секретное, лицо, залитое солнцем и занятое (слишком занятое, чтобы заметить его трусливый побег), и – о, этот завиток цвета кукурузы, прилипший к потному лбу, и добродушный блеск глаз, похожих на пасхальные яйца в гнездах солнечных морщинок! Милая девочка рождена, чтобы командовать баром, и как же ловко!

Этот блеск и привел его в восторг, когда он впервые увидел ее в Джуно, – мерцание береговых огней в глазах честной трактирщицы, что сияют в темноте сырой и холодной предательской ночи, словно говоря: «Заходи, морячок, здесь тебе будет тепло и справедливо». О, этот блеск! Он куда лучше красного фонаря или святого монашеского сияния, честный бакен портовой таверны, спокойный и стойкий, как Полярная звезда. А главное, черт возьми, далекий. Ибо какой моряк не знает, что самые коварные воды, которые приходится пересекать, простираются неподалеку от близких бакенов и баров. На отмелях и в барах легче всего дать течь – так говорит статистика безопасности. И чем ближе к дому, тем легче. По той же статистике больше всего автомобильных аварий происходит чуть ли не у водительского крыльца. Так что яркая и честная хозяйка бара непременно должна стать звездой на фуражке морского сообщества, уверял себя Кармоди. Вот я и загарпунил для нас такую и притащил сюда. Кто меня за это осудит?

Так он рассуждал, находя это убедительным, однако не особенно торопился направить стопы к дому на той стороне бухты. Мало было шансов найти там Алису (кроме мотеля и забот с коптильнями, ее еще, оказывается, втянули в киношные махинации), но он все же опасался, что, не дай бог, так и выйдет. Она могла, например, заметить его на Набережной, доехать вслед за ним до дома, потребовать нудных объяснений. А Кармоди не думал, что способен повторить сейчас только что придуманную линию рассуждений – по крайней мере, в напряженной обстановке и уж точно до того, как либо протрезвеет, либо, черт подери, дохрена вскипит. Оттого он и бормотал кому-то за рулем чего-то, подобравшему его со вздымающейся мостовой перед «Крабб-Потте» и везшему теперь куда-то, что если безразлично куда, то он охотно бы вернулся на свою новую лодку, да, спасибо… а неприятные береговые дела отложил бы на завтра, когда рассеются тучи… бормотать, бормотать… расслабиться, отметиться в журнале, покачаться в колыбели бухты, что утоляет печали.

К счастью, все эти свои просьбы он бормотал белому полицейскому. Любой другой, более азартный и менее приверженный порядку шофер повез бы Кармоди домой мимо мотеля в надежде полюбоваться на рогатую Алису во всей ее отвязности. Этот же любезный, исполнительный и мирный служитель закона доставил Кармоди прямо к лодке, как и просил пьяный мореман, помог забраться по сходне и благоразумно удалился. Мудрые белые полицейские приучены избегать ситуаций, чреватых домашним насилием, ибо знают, что такие протоколы составлять труднее всего. При этом, уезжая, служитель закона держал руку на зеркале, чтобы видеть у себя за спиной лодку: мудрые белые также стараются избегать ситуаций, во время которых захмелевшие граждане плюхаются в воду.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Лавка чудес
Лавка чудес

«Когда все дружным хором говорят «да», я говорю – «нет». Таким уж уродился», – писал о себе Жоржи Амаду и вряд ли кривил душой. Кто лжет, тот не может быть свободным, а именно этим качеством – собственной свободой – бразильский эпикуреец дорожил больше всего. У него было множество титулов и званий, но самое главное звучало так: «литературный Пеле». И это в Бразилии высшая награда.Жоржи Амаду написал около 30 романов, которые были переведены на 50 языков. По его книгам поставлено более 30 фильмов, и даже популярные во всем мире бразильские сериалы начинались тоже с его героев.«Лавкой чудес» назвал Амаду один из самых значительных своих романов, «лавкой чудес» была и вся его жизнь. Роман написан в жанре магического реализма, и появился он раньше самого известного произведения в этом жанре – «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса.

Жоржи Амаду

Классическая проза ХX века
Цирк
Цирк

Перед нами захолустный городок Лас Кальдас – неподвижный и затхлый мирок, сплетни и развлечения, неистовая скука, нагоняющая на старших сонную одурь и толкающая молодежь на бессмысленные и жестокие выходки. Действие романа охватывает всего два ноябрьских дня – канун праздника святого Сатурнино, покровителя Лас Кальдаса, и самый праздник.Жизнь идет заведенным порядком: дамы готовятся к торжественному открытию новой богадельни, дон Хулио сватается к учительнице Селии, которая ему в дочери годится; Селия, влюбленная в Атилу – юношу из бедняцкого квартала, ищет встречи с ним, Атила же вместе со своим другом, по-собачьи преданным ему Пабло, подготавливает ограбление дона Хулио, чтобы бежать за границу с сеньоритой Хуаной Олано, ставшей его любовницей… А жена художника Уты, осаждаемая кредиторами Элиса, ждет не дождется мужа, приславшего из Мадрида загадочную телеграмму: «Опасный убийца продвигается к Лас Кальдасу»…

Хуан Гойтисоло

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века