Читаем Песнь моряка полностью

Ну вот, а потом вышло так, что один из факс-приятелей нашего этажа не стал поклонником юного Ника, точнее, одна. Может, эта пикантная история послужит для вас хорошим примером того, к чему я веду. Эта сука была помешана на зеленых ростках и чистой водичке, а тема грязных наркотиков, особенно скута, вообще торчала у нее костью в заднице. На сумочке от «Гуччи» у нее красовалась наклейка: «Жизнь натуральна, смерть искусственна». Она закончила киноотделение УЮК, происходила из старинного еврейского кинорода и посвятила себя, верите ли, очищению от пятен репутации Машины Грез. Она принялась наезжать на Ника с первой минуты, как он положил глаз на наш этаж. Он к тому времени уже накопил достаточно репутации, чтобы подняться по шестерочной лестнице, и эта сучка с «гуччи» наверняка о нем слышала: Большой Белый Курьер, о котором трындел в студии каждый чайник. Только я успел показать ему рабочее место, как она высовывается из-за перегородки и тычет в него красным ногтем:

– Ты! Кофе! Только не эти коричневые помои. Свежеобжаренный из кофейни на Вайн – со сливками и без сахара.

Я в то время служил вторым помощником консультанта и тоже сидел за отдельной перегородкой, только мое место располагалось у дальней стены, и мои предки были не евреями, а профсоюзными поденщиками из Помоны, еще знавшими, когда и за какие веревки дергать. Я понимал, что в этом бизнесе мне не вырасти. Суке из старинной семьи тоже, только она этого еще не понимала. А может, и понимала. Может, потому она сразу и прицепилась к Нику.

– Эй, ты, – гавкала она. – Тащи кофе. И бери кружки из кафетерия. Пенопластовые частицы разрушают клетки в нижних отделах кишечника.

Кажется, это произошло на третий день. Он возвращается с двумя кружками из кафетерия. В одной – кофе со сливками и без сахара, а в другой – горячая вода, и в ней уже мокнут два чайных пакетика.

– Вы слишком много употребляете кофеина, мисс Мейер, – говорит он ей, вежливо и подобострастно. – Может, попробуете травяного чаю? Вам понравится…

– Не из твоих рук, гойчик. – Она выливает горячую воду вместе с пакетами в мусорную корзину. – Ты не настроишь эту женщину на свою волну.

И присасывается к чашке свежеобжаренного со сливками и без сахара. Николас Левертов прорубает, что я смотрю, и поднимает на лоб прописанные доктором темные очки. Ах, как он мне подмигнул. Сердце запрыгало, как мячик.

Ну вот, через полчаса эта мажористая сука скачет по комнате, визжа и завывая, как взбесившийся малхолландский койот. Когда ее уводят санитары, у нее все руки в крови – так она от них отбивалась. Анализ мочи ничего не показывает. Прошло много насыщенных месяцев, и, когда уже я был его шестаком, мы вспомнили тот случай. Он признался, что есть малоизвестные passé potions[69], которые не светятся ни в каких анализах, если принимать их в малых дозах.

– «Фиолетовый туман», например. А если человек и так на взводе, его достаточно чуть-чуть подтолкнуть, и все. Этот туман, кстати, делают из зараженной пшеницы. Натуральный продукт…

Но погодите, погодите, не спешите с выводами. Она сама все это устроила, вы же видите; все всё устраивают себе сами. Захари Зант, если вам нужен другой пример. Он был таким же куском говна из мажористой семейки и до одури обожал гольф. Играть с ним было невозможно, особенно на последних лунках. Устраивал дешевые трюки, чтобы отвлечь от броска, – например, ни с того ни с сего давал советы, как улучшить спортивную форму. Разве Ник виноват, что этот Захари подставил свою толстую пасть под железный девятый номер? Еще пример: Сол Мэнли, мистер Боевик. Обувной фетишист и энтузиаст парашютных прыжков. Вечно заставлял меня и Ника возить его в аэропорт и прыгать с ним вместе. Когда открывались люки и мы втроем вываливались наружу, он трясся от мужской страсти, и это явно было связано с Ником. Потирание ножек в свободном падении. Это не Ник придумал. Ник не расшнуровывал в воздухе свой ботинок. Ник не стаскивал с ноги носок. И никто никогда не докажет, что Ник раньше времени дернул за кольцо. Парень всего лишь сосал божественно вкусный палец у Ника на ноге и не мог оторваться. Позвоночник не приспособлен к таким рывкам.

А потому запомните слова Кларка Б. о том, как нужно ценить Николаса Левертова и что происходит с теми говнюками, кто его не ценит. Они сами все это себе устраивают, как вы скоро увидите.


Кончили сниматься. Все на высоте. Город за оградой, улитка на шипе.

Кларк Б. Кларк за рулем длинного прокатного лимузина блаженно улыбается. Он везет по темнеющим улицам своего босса и Айка Салласа. Когда пресс-конференция наконец сдулась, Левертов настоял на том, чтобы доставить Салласа домой.

– Это самое малое, Айзек, что мы можем сделать для славной ищейки, которая выследила нашего сбежавшего реликта. Кроме того, у меня до сих пор не было возможности вспомнить былое с главным корешем.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Лавка чудес
Лавка чудес

«Когда все дружным хором говорят «да», я говорю – «нет». Таким уж уродился», – писал о себе Жоржи Амаду и вряд ли кривил душой. Кто лжет, тот не может быть свободным, а именно этим качеством – собственной свободой – бразильский эпикуреец дорожил больше всего. У него было множество титулов и званий, но самое главное звучало так: «литературный Пеле». И это в Бразилии высшая награда.Жоржи Амаду написал около 30 романов, которые были переведены на 50 языков. По его книгам поставлено более 30 фильмов, и даже популярные во всем мире бразильские сериалы начинались тоже с его героев.«Лавкой чудес» назвал Амаду один из самых значительных своих романов, «лавкой чудес» была и вся его жизнь. Роман написан в жанре магического реализма, и появился он раньше самого известного произведения в этом жанре – «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса.

Жоржи Амаду

Классическая проза ХX века
Цирк
Цирк

Перед нами захолустный городок Лас Кальдас – неподвижный и затхлый мирок, сплетни и развлечения, неистовая скука, нагоняющая на старших сонную одурь и толкающая молодежь на бессмысленные и жестокие выходки. Действие романа охватывает всего два ноябрьских дня – канун праздника святого Сатурнино, покровителя Лас Кальдаса, и самый праздник.Жизнь идет заведенным порядком: дамы готовятся к торжественному открытию новой богадельни, дон Хулио сватается к учительнице Селии, которая ему в дочери годится; Селия, влюбленная в Атилу – юношу из бедняцкого квартала, ищет встречи с ним, Атила же вместе со своим другом, по-собачьи преданным ему Пабло, подготавливает ограбление дона Хулио, чтобы бежать за границу с сеньоритой Хуаной Олано, ставшей его любовницей… А жена художника Уты, осаждаемая кредиторами Элиса, ждет не дождется мужа, приславшего из Мадрида загадочную телеграмму: «Опасный убийца продвигается к Лас Кальдасу»…

Хуан Гойтисоло

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века