Читаем Песнь моряка полностью

– Если кому подлить, просто поднимите руку, – объявил Кларк Б., указывая на мальчика с баром-тележкой. – Герхардт любит, чтобы его слушателям было как можно удобнее.

Весь клан «Морских воронов» взял себе добавку, то же и Воны. Родители Вонов продолжали баюкать свои чашечки, словно нежных колибри. Когда мальчик с тележкой поравнялся с Айком, тот закрыл стакан ладонью и покачал головой. После чего услыхал рядом с собой приглушенное клацанье пуговиц и шепот:

– Моего двойного больше чем достаточно, да? – Алиса опустилась на стул рядом с ним. Она, должно быть, незаметно проскользнула в кают-компанию вслед за эффектным выходом своего сына.

Кларк Б. суетился, рассаживая не поместившихся за столом пра по креслам и диванам. Стюбинс терпеливо ждал во главе стола: руки за спиной, ноги в палубных туфлях крепко расставлены, словно для устойчивости на случай неожиданной волны. Пробравшись у него за спиной, Николас улегся, опершись локтем, на круглый диван. Белый плащ распластался под ним, как меховая накидка.

– Алле-гоп, – прогнусавил наконец Стюбинс и стащил чехол с большой демонстрационной рамы.

Под ним оказалась детальная картонная голограмма Куинака и окрестностей. Все на ней было карикатурно трехмерным и ярче, чем в жизни: ледник, залив и доки; лавки и улицы с изломами и углами, воспроизведенными забавно, однако точно. Карта начиналась от дома Кармоди на дальней стороне бухты и заканчивалась свалкой, свиньями и водонапорной башней у подножия холмов. Айк даже нашел свой трейлер – во дворе его спал мультяшный пес.

– Неплохая работа, а, Саллас? – прошептала Алиса. – Даже тебя должно пронять…

Голограмма в пять футов шириной точно воспроизвела все особенности местности – географические, социальные, мифические. Навигационный знак у южного причала, к примеру, был сделан в форме улыбки, но в правильном месте. Маяк на скале Безнадежности расположился на ее восточной стороне – там же, где и в действительности, только из окна башни высовывал голову крошечный смотритель с фонарем «летучая мышь» в руке. В правильном месте вырастал из бухты маленький ледник, но по его склону катился на лыжах мультяшный бурый медведь в защитных очках и развевающемся красном шарфе. Далекие пики Колчеданов охранял тоже мультяшный баран Далла со своим стадом. В ясном синем небе плыли пушистые мультяшные облака с голубыми глазищами.

– Ладно, значит так, – прогнусавил Стюбинс, когда гости вдоволь натаращились. – Вы видите ваш благородный поселок, как он есть сейчас. Будут вопросы?

У Айка вдруг пересохло во рту, как и предсказывал Ник. Вопросов ни у кого не было.

– Хорошо, – продолжал Стюбинс. – А вот, – он указал на карту, подмигнув с веселой мальчишеской невинностью, – как это будет выглядеть через неделю, если мы все придем к соглашению. Кудрявый?

Подскочив к карте, Кларк Б. раскатал из свитка новую голограмму. Она была прозрачной и покрывала первую, но с изменениями и добавками, выполненными все в той же мультяшной манере. Заведения теперь выглядели куда шикарнее. На месте заброшенного консервного завода высился суровый утес. А у основания ледника расположился красивый длинный дом в стиле северо-западных индейцев с бревенчатыми тотемами с каждой стороны. Передний фасад дома нарисовали в виде стилизованного лица великого ворона – ему на макушку опиралась балка крыши. Из клюва у ворона свисала лягушка с выпученными глазами и лапками в разные стороны. Входную дверь встроили в овальную лягушачью промежность.

– Родовой знак клана Морского Утеса, – шепнула Айку Алиса. – Такого никогда не было. Чистая фантазия. Длинный дом с птицей-лягушкой существует только в рассказах про Шулу.

Услыхав шепот, Стюбинс обернулся. Прищурил голубой глаз.

– Вы ведь мама Ника, верно? – спросил он так, чтобы слышали все.

– Да. Миссис Майкл Кармоди.

– Миссис Кармоди, я так и думал, – усмехнулся он. – Мне вас описывали как блестящую и резкую красавицу, так кто еще это может быть? И разумеется, вы абсолютно правы, мэм. Чистая выдумка. Фантазия. Но прямо за это мы так любим Шулу и ее мир. Потому что этого мира нет и никогда не было, он только и существует в книгах Изабеллы Анютки, урожденной Рэйчел Рут Остсинд, между прочим из Нью-Джерси. Полная выдумка. Но скажите мне. Что для вас реальнее, Изумрудный город из страны Оз или Нью-Джерси? – Он обвел глазом всех, кто был в комнате. – Именно поэтому мы уверены, что снимем здесь хит, люди. Старая выдуманная история и ваш новый выдуманный город. Вы знаете, какая вчера в Нью-Йорке была температура? Сто двенадцать. И опустилась ниже ста только перед самым рассветом. Читайте газеты. Не обижайтесь, но вы отхватили себе кусочек замурзанного рая и больше знать ничего не знаете. Мы хотим показать этот рай всему остальному пыхтящему населению – сначала на большом экране, потом телеверсию на весь мир. И к этому сериалу о Шуле проявлен международный интерес. Серьезный интерес. Да. Вам пока интересно?

Никто даже не кивнул – настолько все были загипнотизированы глубоким голосом и щедрыми обещаниями этого старика.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века