Песнь о моей Мурке

Тихо ночью темной, только ветер воет,
Там, в глухом подвале, собран был совет:
Злые уркаганы, эти хулиганы
Собирались ночью в темный кабинет.

Речь держала юбка, ее звали Любка,

Гордая и смелая была.
Даже наши урки все ее боялись —
Любка воровскую жизнь вела.
Помнишь ли малину, шухерную жилу?
Любка уркаганов продала.

Разве тебе плохо, Любка, было с нами?

Разве не хватало барахла?
Или не носила лаковые туфли,
Шелковые платья и атлас?

Как-то шли на дело, выпить захотелось,

И зашли в фартовый ресторан.
Там она сидела с агентом из МУРа,
У нее под лифом был наган.

Здравствуй, моя Любка,

Ты моя голубка,
Здравствуй, моя Любка, и прощай!
Ты зашухарила всю нашу малину,
А теперь маслину получай.

Именно этот текст был записан в 1934 году студенткой Холиной. О «Любке» как предшественнице «Мурки» уже сказано выше. Однако интересно сравнить этот текст с известным стихотворением Ярослава Смелякова «Любка» (1934), которое, при желании, с легкостью можно петь на ту же мелодию.

Поэт обращается к своей бывшей возлюбленной Любке Фейгельман:

…Затоскуем, вспомним
пушкинские травы,
дачную платформу,
пятизвездный лед,
как мы целовались
у твоей заставы
рядом с телеграфом
около ворот.

Как я от райкома

ехал к лесорубам.
И на третьей полке,
занавесив свет:
«Здравствуй, моя Любка»,
«До свиданья, Люба!» —
подпевал ночами
пасмурный сосед…

Мне передавали,

что ты загуляла —
лаковые туфли,
брошка, перманент.
Что с тобой гуляет
розовый, бывалый,
двадцатитрехлетний
транспортный студент.

Я еще не видел,

чтоб ты так ходила —
в кенгуровой шляпе,
в кофте голубой.
Чтоб ты провалилась,
если все забыла,
если ты смеешься
нынче надо мной!

…Стираная юбка,

глаженая юбка,
шелковая юбка
нас ввела в обман.
До свиданья, Любка,
до свиданья, Любка!
Слышишь?
До свиданья,
Любка Фейгельман!

Очевидно прямое указание поэта на то, что песня о Любке была к началу 30-х очень популярна (потому-то ее постоянно напевает сосед по вагону). А далее идут явные параллели с блатным фольклором — но иронически переосмысленные, с точностью до наоборот, как в кэрролловском Зазеркалье. Если «герой» «Мурки-Любки» упрекает свою подругу за то, что она «спуталась с ментами», хотя он ее шикарно одевал, то у Смелякова другие претензии: Любка спуталась с нэпманами, как раз «продав» высокие идеалы за тряпки (даже фигурируют, как и в уголовном романсе, «лаковые туфли»).

Маша