Песнь о моей Мурке

В-третьих, некоторые наши руководящие товарищи, как в центре, так и на местах, не только не сумели разглядеть настоящее лицо этих вредителей, диверсантов, шпионов и убийц, но оказались до того беспечными, благодушными и наивными, что нередко сами содействовали продвижению агентов иностранных государств на те или иные ответственные посты».

Советский вождь логично объясняет, почему СССР буквально набит шпионами, как бочка — сельдями, и отечески, но грозно журит потерявших бдительность партийцев: «Они забыли о том, что Советская власть победила только на одной шестой части света, что пять шестых света составляют владения капиталистических государств… Капиталистическое окружение — это не пустая фраза, это очень реальное и неприятное явление. Капиталистическое окружение — это значит, что имеется одна страна, Советский Союз, которая установила у себя социалистические порядки, и имеется, кроме того, много стран — буржуазные страны, которые продолжают вести капиталистический образ жизни и которые окружают Советский Союз, выжидая случая для того, чтобы напасть на него, разбить его или, во всяком случае, подорвать его мощь и ослабить его».

А без шпионов и диверсантов, сами понимаете, ослабить страну Советов невозможно. И чем она крепче становится, тем больше требуется шпионов. В том же докладе Иосиф Виссарионович, кстати, замечает: «Можно ли утверждать, что за последнее время не было у нас каких-либо предостерегающих сигналов и предупреждающих указаний насчет вредительской, шпионской или террористической деятельности троцкистско-зиновьевских агентов фашизма? Нет, нельзя этого утверждать. Такие сигналы были, и большевики не имеют права забывать о них».

Сталин, конечно, имел в виду не пламенных патриотов-уркаганов из блатной песенки, созданной десятилетием позже. Но как душевно перекликаются слова Усача с чудесными строками «Марселя»:

Меня благодарили власти,
Жал руку прокурор…

И началась большая и долгая Варфоломеевская ночь… Летели головы всех подряд, но особливо больших начальников и старых большевиков. Не щадили даже наркомов НКВД. Первым пал Енох Гершонович Иегода, он же Генрих Григорьевич Ягода, которому «пришили» не только руководство правотроцкистским подпольным блоком с целью свержения Советской власти, соучастие в убийствах Кирова, Менжинского, Куйбышева, но заодно отравление Максима Горького вкупе с его сыном (последнего нарком притравил якобы для того, чтобы сблизиться с его красавицей-женой). В 1938 году Ягоду расстреляли.

Не повезло и его преемнику Николаю Ежову. Этого обвинили не только в работе на иностранные разведки, подготовке терактов против руководителей партии и государства, но и в гомосексуализме. На суде в 1939 году Николай Иванович признал только гомосексуализм — и умер честным советским педерастом.

В это время тюрьмы и лагеря быстро наполняются «политиками», так что блатным приходится потесниться. При этом уголовников как в лагерях, так и на воле «технично» натравливают на «политических», подчеркивая «социальную близость» блатарей, босяков, беспризорников Советской власти — в противовес «гнилой интеллигенции».

«Советская малина врагу сказала — нет!»

Большевики заигрывали с профессиональными уголовниками как до революции, в период подпольной деятельности, так и после нее. Основываясь на доктринерски понятом марксистском учении о классовой борьбе, они выдвинули тезис о том, что в условиях, когда власть перешла в руки эксплуатируемых классов, исчезает социальная подоплека преступности. В эксплуататорском обществе преступник нарушал закон, выступая против ненавистной системы, которая угнетала человека. Он не хотел быть рабом и выбирал путь стихийного протеста — путь преступления. Веками мечта народа о справедливости воплощалась в образах «благородных разбойников» — Стеньки Разина, Емельки Пугачева.

Считалось, что теперь, когда социальная справедливость восстановлена, по мере продвижения к социализму будет постепенно исчезать и уголовная преступность. Уркаганы найдут своим силам и способностям достойное применение. Тем более в новом обществе не будет разделения на богатых и бедных. Важно не наказывать преступника, а помочь ему найти свое место в жизни, реализовать скрытые способности, таланты… Уголовники в большинстве своем вышли из низов народа. Поэтому они социально близки революционной власти, с ними легко найти общий язык. Они — «свои», в отличие от «буржуев», живших всегда чужим трудом, не знавших горя и нужды.