Песнь о моей Мурке

То есть она пошла-таки в артистки — смеха ради и денег для, и песенка про шарабан стала-таки ее коронным номером. Пошла в ход и всякая цыганщина, которая когда-то так нравилась Юрочке Каратыгину. Поэтому одним прозвищем Маши было — Машка Шарабан, а вторым — Цыганка Маша. Последнее прозвище было тем более забавно, что ни на какую цыганку она совершенно не была похожа — с ее-то голубыми глазами и русою косой! Однако стоило ей накинуть на плечи расписной платок и начать отбивать чечетку, мелко сотрясая наливную грудь, как вообще никакого табора не было нужно — на всех хватало и этой беленькой «цыганочки».

Как всегда, особенный успех имела Маша у господ офицеров, а их здесь, в Даурии, причем офицеров казачьих, было немало».

Другими словами, если верить Арсеньевой, в основу ставшего ныне каноническим текста «Шарабана» положены реальные эпизоды судьбы Марии Глебовой, прежде всего — бегство из Самары. Поэтому не исключено, что именно она имела отношение к созданию этого текста и исполняла его в своих выступлениях.

Рассказ Арсеньевой, впрочем, основан во многом на мемуарах «Семейная хроника» писательницы Татьяны Александровны Аксаковой-Сиверс, мать которой, Александра Гастоновна Сиверс, лично встречалась с Машей-Шарабан как на Дальнем Востоке, так и за границей. Александра Гастоновна познакомилась с Машей непосредственно у атамана Семенова в штабе. С виду это была «молодая хорошенькая женщина, повязанная на русский манер платочком».

Вот что пишет Татьяна Аксакова-Сиверс:

«Атаманша Маша была в зените своей «славы» и имела в то время большое влияние на Семенова. Увешанная жемчугами и соболями, она разъезжала в собственном поезде, выкрашенном в желтый цвет забайкальского казачества; китайские газеты называли ее «божественным цветком» и «небесным лотосом» и, что замечательнее всего, она была очень популярна среди простых людей и считалась заступницей угнетенных. В городе сложилось убеждение, что она открывает атаману глаза на окружающие его безобразия, а окружающие атамана безобразники планомерно вели против нее интриги.

Все это мама узнала за несколько дней пребывания в Чите, узнала она также, от самой Маши предшествовавшие события ее жизни и еще о том, что в Чите есть молодой человек Юрий Каратыгин, бывший лицеист, который Маше очень нравится.

После революции Маша какими-то судьбами очутилась в одном из сибирских городов (каком — не помню), где выступала на открытой сцене небольшого ресторанчика. Особенный успех имела в ее исполнении залихватская песня: «Ах шарабан мой, шарабан», отчего и исполнительница стала называться среди ее буйной аудитории «Машка-Шарабан». Ресторан посещали, главным образом, офицеры — бывал там и Семенов. При Машке велись разговоры о возникновении Белого движения среди уссурийского казачества, которое она, будучи очень набожной, воспринимала как «святое дело». Однажды, услышав, что из-за полного отсутствия средств (не было денег на корм лошадям), отряды приходится распустить, она завязала в платок свои золотые колечки и сережки, пришла к Семенову и попросила принять ее пожертвование.

С этого времени в истории Семеновского движения наступил перелом: со всех сторон потекли деньги, и движение окрепло. Полубурят, Семенов, будучи весьма суеверным, не сомневался, что всем этим он обязан «легкой руке» Маши, сошелся с ней и, постепенно возвышаясь сам, возвел ее в сан атаманши, в котором и застала ее мама.

…Вокруг Марии Михайловны сплетались интриги, имевшие целью свергнуть ее влияние, а сама она смело и весело бегала на свидания к Юрию Каратыгину.

После долгих стараний интригующей партии удалось, с одной стороны, разжечь ревность Семенова, а с другой — уговорить Машу поехать в Циндао лечиться от какой-то несуществующей болезни желудка.

Во время ее отсутствия Семенова на ком-то женили, и Машина атаманская карьера закончилась, о чем она, кстати говоря, ничуть не жалела».

Действительно, в 1920 году Маша расстается с атаманом, и Семенов женится на семнадцатилетней Елене Терсицкой, служившей машинисткой в его походной канцелярии (с нею атаман жил счастливо и долго, Терсицкая родила ему пятерых детей). Однако Семенов снабжает свою былую пассию золотыми слитками, которые ему перепали от государственного запаса, вывезенного в свое время каппелевцами из Казани.

Далее обратимся к воспоминаниям архимандрита Спиридона Ефимова. По его словам, Маша Шарабан бежит в Китай вместе с адмиральшей Делингаузен и священником отцом Серафимом, при этом помогает им вывезти останки великой княгини Елизаветы Федоровны и ее келейницы, расстрелянных красными 5 июля 1918 года в Алапаевске, щедро оплатив переезд. Ефимов пишет, что Серафим и Мария Михайловна из Пекина отправились в Святую Землю. В Бейруте она познакомилась с сыном генерала Гуссейн-хана Нахичеванского, вышла за него замуж, стала именоваться ханума (или ханым) Мария Нахичеванская и родила двоих мальчиков, ставших впоследствии офицерами египетской королевской армии.