Увы, архимандрит «глубоко не в курсе». Ни в какую Святую Землю Глебова-Семенова из Китая не попала, а оказалась именно в Париже, где в 1923 году действительно вышла замуж за азербайджанского князя Георгия (Юрия) Нахичеванского — сына известного царского военачальника, бывшего генерал-адъютанта и командира Гвардейского Кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта Гуссейн-хана Нахичеванского, бесследно сгинувшего в застенках ЧК. 18 апреля 1924 года у них родился первый ребенок — Никита, через год — дочь Татьяна, 21 января 1927 года — Мария. Помимо этого, у Марии был первый ребенок от сожительства со шведом.
Но еще на пути с Дальнего Востока через Китай в Европу Маша Шарабан переживает целый ряд бурных событий. Вот что повествует о приключениях Маши со слов своей матери Татьяна Аксакова-Сиверс:
«В Шанхайском банке на ее имя лежала некоторая сумма денег, дававшая ей возможность вызвать Юрия Каратыгина и жить с ним в каком-нибудь тихом месте. Маша приступила к осуществлению этого плана, но судьба решила иначе. За несколько дней до свадьбы, которая должна была состояться в Шанхае, Юрий встретил на улице знакомую даму и зашел к ней в гости. Маша устроила ему сцену ревности. Каратыгин в запальчивости бросил фразу: «Если до свадьбы начинаются такие скандалы, что же будет потом?! Мне лучше сразу застрелиться!» Обезумевшая Маша крикнула: «Такие подлецы не стреляются, а вот от меня — получай!» И выстрелила в него из револьвера. Юрий Каратыгин не был убит, но случилось нечто худшее: пуля пробила позвоночник, а такое ранение ведет за собой необратимый паралич нижней половины тела. Когда на выстрел сбежались люди и была вызвана полиция (дело происходило в гостинице международного сеттельмента), Каратыгин твердо заявил, что стрелялся он сам и просит никого не винить. Маша рвала на себе волосы и клялась всю жизнь посвятить уходу за больным и замаливанию греха. Пострадавшего отправили в больницу. Вскоре пошли слухи, что врачи сомневаются в наличии попытки к самоубийству. Характер ранения указывал на то, что выстрел был произведен с некоторого расстояния. Маше посоветовали скрыться из Шанхая и ехать с первым пароходом в Европу. Каратыгин должен был последовать за ней, как только он немного поправится и станет транспортабельным».
На океанском пакетботе «атаманша Маша» знакомится со шведом Аланом (неясно, имя это или фамилия), и вскоре он становится ее женихом.
В Париже, не зная французского языка, Маша берет себе в качестве помощницы эмигрантку Татьяну Вострякову. Оправдывая русскую поговорку «У всякой Машки свои замашки», «атаманша» продолжала жить широко и весело, как привыкла у Семенова. Вот что пишет Аксакова-Сиверс:
«Маша в халате, непричесанная, долго вела с Таней задушевные беседы, гадала на картах, потом ехали по магазинам заказывать туалеты. Когда наступал вечер, Маша заискивающе говорила: «Танечка! Поедем на Пигаль!». И тут возрождалась восточная экзотика: Маша в умопомрачительном платье с rue de la Paix, в соболях и жемчугах, сопутствуемая китайчатами в национальных костюмах, Аланом и многими другими, составлявшими ее свиту, появлялась в каком-нибудь шикарном кафешантане, и весь зал приходил в движение. Бывали случаи, что после полуночи она сама стояла на эстраде и, под гром аплодисментов столь падких на всякие новинки парижан, исполняла песни из своего прежнего репертуара».
Вскоре после приезда в Париж фортуна на некоторое время отвернулась от Маши. Ее парализованный любовник Каратыгин умер во время морского переезда в Париж, а Шанхайский банк, где хранилась львиная доля сбережений «атаманши», лопнул. Несостоявшийся шведский муж бежал к родителям, а Маша Шарабан переехала в дешевые меблированные комнаты.
Дамская писательница Арсеньева расцвечивает историю художественными подробностями: якобы в 1925 году, уже после замужества, Глебова-Нахичеванская открывает на пересечении улиц Пигаль и Фонтэн небольшой ресторан-кабаре «Золотой атаман» на подставное имя тифлисского сапожника, где особой популярностью пользуется песенка про шарабан, которую нередко исполняет она сама. Скорее всего, это — домыслы. К тому времени она уже была почтенной дамой, матерью двоих детей при довольно суровом муже и сварливой свекрови. Так, Аксакова-Сиверс, лично встречавшаяся с Машей Шарабан в 1923 году в Висбадене, описывает ее следующим образом:
«Я с удивлением смотрела на миловидную, скромно одетую мать семейства (с Машей был ее трехлетний мальчик — швед, и она была в ожидании второго ребенка) и никак не могла сочетать этот образ с образами «новеллы»… Юрий твердо взял в руки и Машу и ее претензии к Шанхайскому банку. Под его воздействием Маша превратилась в преданную жену, а претензии — в некоторую вполне реальную сумму долларов, которые он, перебравшись в Германию, старательно приумножал покупкой и продажей берлинских домов».
Так что веселые загулы Маши относятся явно к ее досемейной жизни с Юрием Нахичеванским.