Песнь о моей Мурке

«Я настроил гитару, ударил по струнам и запел. Есенин не сводил глаз с моих губ, встряхивал своими солнечными кудрями, которые кольцами спадали на голубые глаза. Он несколько раз менял свою позу, ища удобного расположения и, наконец, задорно сверкая глазами, стал мне подпевать. С последней строфой «Шарабана» стиховой материал песни был мною исчерпан, и я замолк, но голос Есенина все усиливался и звенел. Поэт импровизировал темы. Я, почти не дыша, слушал и с увлечением дергал гитарные струны, а Есенин пел все новые и новые строфы о луне, о девушке и о душе. Я не помню песни, которую он мгновенно сложил… Я с жаром подхватывал припев, а гитара с надрывом вздрагивала под руками. Есенин вдруг охладился, закрыл глаза и стал медленнее и труднее произносить свои строфы… и совсем каким-то глухим речитативом полупропел, полупрохрипел: «Ах, шарабан мой…»… Есенин заплакал и опрокинулся на диванные подушки. Слезы теплыми струями плыли по щекам и уголкам рта…»

Песня попадает и на страницы литературных произведений. Например, в роман Бориса Пильняка «Мать-сыра земля» 1924 года:

«…На самом верху воза сидела сама Катяша, уже подвыпившая самогону, она махала красным платочком, приплясывала сидя, орала «саратовскую», — «Шарабан мой, шарабан»… — Поехали. Егор пошел с вожжами пешим, опять завизжала Катяша: “Шарабан мой, американка, а я девчонка — я шарлатанка!”».

Вспоминает о знаменитом «Шарабане» и Владимир Луговской в «Песне о ветре» (1926):

На сером снегу волкам приманка:
Пять офицеров, консервов банка.
«Эх, шарабан мой, американка!
А я девчонка да шарлатанка!»

Свое шествие уже в 20-е годы «Шарабан» начал и за границей — благодаря русским эмигрантам-исполнителям. В 1927 году в Сербии начинает выступать «графиня де ля Рок» — известная когда-то в Петербурге оперная певица Ольга Янчевецкая. Судьба разлучила ее с мужем и маленьким сыном, она ничего не знала о них, пока в ее руки не попала книга советского писателя-историка Василия Яна — ее супруга. В эмиграции Янчевецкая сменила амплуа, перешла на песни и романсы. Вот что она вспоминала:

«Помню, в моем репертуаре наряду с романсами «Очи черные» и «Прощай» была любимая всеми песня «Эх, шарабан»…

Гости нетерпеливо ожидали начала моего выступления в костюме цыганки с шалью, и как только начну по слогам распевать «Ша-ра-бан», все уже поднятые бокалы с треском разлетаются на осколки по бетонному полу. И веселье продолжалось… Разбивались все бокалы, а публика, аплодируя мне, просила повторить ту самую, излюбленную ею песню. Хозяин ресторана, смеясь, мне говорил: “Боже, госпожа Янчевецкая, фабриканты стекла должны были бы вам дать особую премию и пенсию”».

Упоминание о бокалах, видимо, не случайно. Скорее всего, уже тогда «Шарабан» приобрел куплет, который сейчас исполняется в «блатном» варианте (в «каппелевском» тексте он, как мы помним, отсутствовал»:

Хотите — пейте,
Посуду бейте —
Мне все равно,
Мне все равно!

В 1928 году эмигрантка из Одессы Дора Бошоер в Нью-Йорке исполняет под оркестр песню «Ах, шарабан мой». Затем, уже в 30-е, «Шарабан» включают в свой репертуар Юрий Морфесси, Константин Сокольский (оригинальную версию «Шарабан-яблочко»)… Всех эмигрантских исполнителей этого шлягера трудно даже перечислить.

Любопытно, что в дискографии Юрия Морфесси (1882–1957) авторство текста песни «Шарабан» приписано Л. Мишель (пластинка фирмы «Сирена Электро», Варшава, 1933 г.). Единственным из известных сочинителей с фамилией Мишель, который подходит под этот инициал и под временной отрезок, когда бы песня могла быть создана, является… Луиза Мишель, французская писательница и общественная деятельница. Она была участницей Парижской Коммуны, сражалась на баррикадах, за что получила прозвище «Красная дева Монмартра». Как утверждает «Краткая литературная энциклопедия», «лирика Мишель, сложившаяся под влиянием гражданственной поэзии В. Гюго, проникнута свободолюбием и ненавистью к Наполеону III и Второй империи». Разумеется, пламенную революционерку трудно заподозрить в сочинении легкомысленного «Шарабана», хотя она имеет определенное отношение к теме нашего сборника: брошенная в тюрьму Сатори, а затем сосланная на остров Новая Каледония, Луиза Мишель создала сборник «Песни узников» (1887).

«Ах, шарабан мой, американка…»