Песнь об огненно-красном цветке

Ликование, беспокойство, растерянность смешались в душе Олави. Он хотел сказать или сделать что-нибудь безрассудное: броситься к ногам этой девушки, обвить ее колени… что угодно. Но не посмел.

Заметив верхушку лежавшей на земле ели, Олави сломал маленькую огненно-красную веточку.

— Возьми это на память о том, что ты побывала в замке Тапио.

— В замке Олави, — улыбнулась девушка.

И напряжение их вдруг рассеялось. Звонко и задорно рассмеялись они на весь лес.

Олави сел рядом с Анникки, чтобы прикрепить веточку на ее груди. Когда он наклонился, его волосы коснулись волос девушки, — это показалось ему сначала нежной лаской, потом вызвало горячий порыв, снова пронзивший все его тело. Дыхание у Олави перехватило, сердце готово было выскочить из груди. Он стремительно обвил руками тело девушки.

Анникки вспыхнула. Она не сопротивлялась, но спрятала лицо на плече у Олави.

Он прижимал ее к себе все крепче и, ощутив горячее биение ее крови, совсем потерял над собой власть. Он задыхался, его охватила жгучая мука, потребность сделать какое-то страстное движение, чтобы дыхание снова вернулось к нему. Еще крепче прижимая к себе девушку, он приподнял ее лицо.

— Анникки! — шепнули его приближающиеся губы. — Один-единственный…

Анникки старалась отвести голову, она смотрела на него растерянно.

— Но ведь этого нельзя, это нехорошо! — бормотала она.

— Ты не любишь меня! — вспыхнул Олави.

Анникки расплакалась, ее плечи задрожали, ветка, прикрепленная на груди, упала на землю.

— Мой цветок, — шепнула она сквозь слезы.

Олави ощутил вдруг жгучий стыд. Его руки разомкнулись, точно по ним кто-то ударил, и он опустил девушку рядом с собой.

Она продолжала дрожать. Олави беспомощно оглядывался, точно человек, который невольно совершил преступление.

— Анникки! — стал он молить ее. — Прости меня, Анникки! Я и сам не знаю, что со мной случилось, я так раскаиваюсь!

Девушка подняла голову и улыбнулась сквозь слезы:

— Ты не мог поступить со мной плохо! Я это знала!

— А ты простишь меня и все забудешь? — тревожился Олави.

Взгляд Анникки успокоил его.

— Можно я снова прикреплю это на твоей кофточке? — робко спросил он, поднимая с земли цветущую еловую веточку.

Девушка улыбнулась. Веточка, казалось, тоже улыбнулась.

— Мне пора, мать ждет коров!

— Уже?! — огорчился Олави.

Они поднялись.

— До чего же ты хорошая! — вырвалось у юноши, переполненного радостью и благодарностью.

— И ты тоже… До свиданья, Олави!

— До свиданья, Лесная дева!

Олави стоял посреди полянки и смотрел вслед девушке, пока она не скрылась из виду. Удаляясь, она еще раз оглянулась. Цветущая ветка, точно вечерняя заря, алела на белом облаке ее кофточки.

— Сегодня я не стану больше работать, — сказал Олави, садясь на ствол и опуская голову на руки.

Газель

Милая моя как земляника, земляника!
Ты пойди со мною попляши-ка, попляши-ка!

Песня летела навстречу Олави, поднимавшемуся на холм, где деревенская молодежь устроила площадку для танцев. Олави зашагал в такт песне.

Все плясало на этом холме: развевались летние платья девушек, мелькали их светлые косы, даже деревья, окружавшие площадку, тоже, казалось, ритмично покачивались.

— Сюда, Олави, сюда!

Какая-то девушка разомкнула круг и протянула ему руку.

Милая моя, ты как черника, как черника!
О других и думать погоди-ка, погоди-ка!
Милая моя, ты как пушинка, как пушинка! —

лукаво добавил парень, плясавший с девушкой посереди круга, и неожиданно поднял ее высоко над собой. Девушка взвизгнула, остальные звонко расхохотались.

Весна точно опоила всех. Казалось, радость воскресного дня разлилась в самом воздухе. Речная гладь рядом с площадкой, где шло веселье, поблескивала, солнце излучало весеннее тепло.

Темп пляски нарастал и становился все бешенее. Парни сдвинули на затылок шапки, по их лицам струился пот. Девушки задыхались, глаза у них блестели, на щеках дрожали ямочки.

Милая моя, ты как брусника, как брусника!
Нас с тобой попробуй — разлучи-ка, разлучи-ка!
Милая моя, ты как пушинка, как пушинка! —

пропели парни, повторяя понравившийся им новый припев. Но девушка в центре круга была уже настороже. Когда парень хотел ее поднять, девушка присела, и это получилось так потешно, что вызвало хохот, дружнее прежнего.

Не далась тебе пушиночка, пушинка! —

задорно спели девушки, давясь от смеха.

— Сил больше нет плясать, очень уж жарко, — крикнул кто-то. — Давайте лучше в горелки играть, пока одни бегают, другие отдохнут.

— В горелки! В горелки! — раздалось со всех сторон. — Вот моя пара.

Круг рассыпался, молодежь выстроилась парами.

— Я вожу?! Сейчас я от этой канители избавлюсь! Последняя пара — бегом!

Парень и девушка побежали, каждый по своей стороне, водящий — между ними.