Песнь Отмеченной

Но поздний завтрак с этим королем-императором… это может быть просто частью той миссии, которую ей нужно было выполнить. А она всегда легко справлялась с заданиями. Разбивая все в голове на практические задачи с четкой целью.

Поэтому, когда Варен протянул ей руку, она была счастлива заключить ее в свою и позволить ему увести ее подальше от капитана Миротворцев.

— Сосредоточься на тушении всех упомянутых пожаров, — сказал король-император Эландеру. — И разберись с любыми другими пожарами, с которыми вы можете столкнуться после небольшого хаоса сегодняшнего утра, будь то физический или иной. Ты понял?

Эландер лишь коротко кивнул в ответ. Движение было на грани грубости — особенно учитывая, кому он отвечал, — но Варена, казалось, это не волновало; они с Кас вошли во дворец, не сказав ни одному из уставившихся на них людей больше ни слова.

Все инстинкты, которыми обладала Кас, все еще были напряжены, предупреждая ее, что это ловушка.

Но какие еще у нее были варианты? По крайней мере, она не сбегала, спасая свою жизнь, и ее не тащили грубой силой за собой несносные стражи. И с этими мыслями она нашла время осмотреться немного кругом.

За эти годы она столько раз представляла себе воспоминание холодного выражения лица Варена, что в голове уже сформировался образ его дворца — видение такой же полой и неприветливой пустоты, которая должна была возвышаться из мрамора или другого холодного, неприятного камня.

Но по мере того, как они углублялись во дворец, она не могла не думать, что он кажется странно… кхм, уютным.

Преобладали теплые, натуральные породы дерева, и почти в каждой комнате, куда она заглядывала, горели камины. Множество красочных произведений искусства — большинство из них с гладкими краями и яркими цветами — украшали стены. Выстланный плиткой пол вскоре уступил место залам, застеленным плюшевыми толстыми коврами. Кас страстно хотелось снять с себя сапоги и погрузить пальцы ног в эти мягкие волны сливового цвета.

А свет… свет, казалось, был повсюду, от бесчисленных украшенных хрусталем люстр до больших окон, которые часто простирались от пола до потолка, до множества статуй с сапфировыми крапинками, которые выглядели так, будто их разместили в определенных местах исключительно для того, чтобы ловить солнечный свет в драгоценные камни. Все это было, несомненно, ярким, теплым и искрящимся, и начинало казаться чем-то из сна, а не кошмара.

Она почти пробудилась от этого сна, когда они свернули в длинный узкий коридор, и почувствовала странное напряжение в груди, которое не могла объяснить.

Справа от нее была дверь с серебристо-черной лентой, обвязанной вокруг ручки. Женщина пробиралась через эту дверь, толкая ее бедром и балансируя полным подносом в руках. Пока Кас смотрела, как она исчезает в комнате, давление на ее грудь становилось все сильнее.

Но это была лишь короткая вспышка во всем ярком и мечтательном пейзаже; дверь закрылась так же быстро, давление ослабло, и Кас поспешила догнать короля-императора.

Комната, в которой они, наконец, остановились, была самой светлой и располагающей из всех: пространство, в котором не было ничего, кроме окон от пола до потолка, заполненных растениями, которые росли во все стороны, чтобы поглотить солнечный свет, который, казалось, лился отовсюду.

Серый оттенок на окнах не позволял этому свету ослеплять или раскалять. Было тепло, но приятно, и во всем этом было что-то неземное, что заставляло Кас чувствовать, будто она парит — по крайней мере, пока ее желудок не скрутило, когда она подумала об Асре, о том, как ее наставница настояла перетащить ее кровать прямо к шаткой скамье у окна в их убежище.

Ей бы понравилась эта комната.

Несколько слуг суетились вокруг. Большинство приветствовало своего короля-императора вежливыми улыбками и поклонами, и он отвечал всем им одинаково вежливыми улыбками и, иногда, дружеской светской беседой.

Кас наблюдала, как он общается с этими людьми, и то самое любопытство, охватившее ее снаружи, внезапно вернулось. Потому что любому, кто обращал на это внимание, было довольно очевидно: этим слугам нравился человек, которому они служили. И это не соответствовало той тиранической картине, которую она нарисовала о нем в своем воображении. В корне.

И все же она воздержалась от осуждений. Нескольких взаимодействий было недостаточно, чтобы определить его характер. Ну и что с того, что он дружелюбно относится к своей помощи? Это человек, который, по общему признанию, унаследовал кровожадную натуру своего отца. Который верен делу обеспечения того, чтобы неотмеченные продолжали править этой разрушенной империей. Который доказал эту верность, как говорилось в истории, лично убив десятки отмеченных богами узников, в то время как его умирающий отец смотрел на это и одобрительно кивал. Было даже название для этого ужасающего торжества резни — Восстание Крови, как называли его в учебниках истории. Это была ночь, когда король-император Анрик официально передал власть своему сыну.