Песнь песней на улице Палермской

Оказывается, Йохан посреди ночи пошел отлить и совершенно забыл, что у него в квартире постоялец. И исключительно по привычке отправился потом прямиком в спальню. Плюхнулся на двуспальную кровать, где спал Уилл, и забрался под теплое одеяло. Постоялец с птичьей грудкой взлетел с постели и возжелал немедленно съехать от Йохана.

– I was just dreaming, I was dreaming[150], – бормочет Йохан, чем только ухудшает положение.

Уилл из Солт-Лейк-Сити готов драться с нами обоими. От меня потребовалось долго стоять рука об руку с Йоханом и поклясться повесить на дверь спальни висячий замок, чтобы убедить мормона, что на самом деле произошло великое недоразумение.

Потом мы сидим с Йоханом в его комнате на спальном диване. Он предлагает выпить темного рому, чтобы немножко остыть. Меня успокаивает, что у Йохана по-прежнему живут в аквариуме бирюзовые рыбки. Сверкающих гуппи кормят, возможно, и не каждый день, но все-таки ему удается давать им столько корма, чтобы они хотя бы не всплыли кверху брюхом.

– Я могу смотреть на эту вот полосатую, будто тигр, часами, прямо как Вибеке, – говорит он и курит свои самокрутки одну за другой.

– Она по-прежнему выливает твоих рыбок в унитаз?

– Хммм, – слышу я в ответ. – Хеннинг все еще запрещает Вибеке ходить в мастерскую. Я пытался мать вразумить, но… ты же ее знаешь.

Некоторое время мы молчим.

– Я рада, что и Цыганка, и Несси у тебя все так же на стенах висят. Ты же, наверное, не отказался от идеи найти или ту, или другую? – спрашиваю я.

Глаза его светлеют, он качает головой:

– Отказаться от Несси? Никогда и ни за что!

Постеры эти знакомы мне с самого нашего детства. Посередине висит самая знаменитая фотография Несси. Та, на которой озерное чудище красуется на первой странице «Дейли Мейл» в 1934 году. Прежде чем снова исчезнуть в глубинах озера. Под ней разместилось фото меньшего размера с таинственными следами, которые охотник на крупного зверя Мармадюк Ветерелл обнаружил на самом берегу Лох-Несса.

– Я большой фанат Мармадюка, – рассказывает Йохан. – Пусть ребята из Института истории естествознания и говорят, что могут доказать, будто фотография сфабрикована и на ней виден засохший след гиппопотама. Дело в том, что тогда вошло в моду делать из бегемотьих копыт ручки для зонтов.

– Да ну?!

– Да, ну и лорда Ветерелла погнали из приличного общества и записали в обманщики. Но я всегда верил ему. – В том, что Йохан остался на прежних позициях и сохранил привязанность к цыганкам, водным монстрам и необычной музыке, есть нечто внушающее мысль о стабильности жизни.

– А как идут дела с твоими песнями? Скоро их выпустят? – интересуюсь я.

На какой-то миг Йохан настораживается и начинает качать ногой. Он, видно, пробует понять, не переняла ли я роль Ольги, всегда старавшейся чуть ли не тумаками побудить его использовать свой талант на полную катушку.

– Ну, так, в общем, мы на двух небольших фестивалях в Мальмё будем играть в июле, – отвечает он и скручивает новую сигарету.

– Отлично! – говорю я и наливаю еще рому.

– Вообще-то я скучаю по тем временам, когда Ольга заходила и устраивала мне скандалы. – Морозно-синие глаза Йохана снова светятся. – Хотя я и знаю, что чем сильнее она меня понукала, тем больше подрывала мой дух. Ведь сколько раз она вытаскивала меня из постели и везла на своем раздолбанном мужском велике на другой конец города, это ж подумать страшно! И все это лишь для того, чтобы успеть в последний момент заявиться на какой-нибудь фестиваль. А письма ее ко всякого рода импресарио с надеждой на лучшее… Нет, ты знаешь, этот ее оптимизм меня просто-напросто изматывал.

Я киваю, а ром меж тем, словно движение в час пик, распространяется по всем моим магистральным жилам.

– А после замужества она перестала звонить из Парижа и строить планы насчет моего будущего.

– Почему?

– По-моему, она встретила свое Ватерлоо, когда я как-то вечером в отчаянии прошептал: «Я не Моцарт, я просто очень ранимый». Вот она и снизила градус ожиданий. И все же это была фантастика. Ведь энтузиазм других людей – это ж не яблоко, его просто так с ветки не сорвешь, верно? – говорит Йохан и открывает платяной шкаф в поисках пары носков.

На внутренней стороне дверцы висит огромный плакат.

Ольга Совальская в роли щелкающей кастаньетами Кармен с летних гастролей.

– Мне всегда казалось, что это ее лучшая партия. Особенно если представить себе, чего она достигла с тех пор, как мать аккомпанировала ей на орга́не, – бормочет он, и цвет его лица меняется.

* * *

В браке Ольга счастлива до невозможного. Песнь песней звучит en suitе[151] во всех залах и комнатах на рю де ля Рокетт. Андре обожествляет землю, по которой она ходит, а сестра моя тоже пламенно влюблена. В мужа, в Клодель и в свой голос. Тут вам и голуби, и спатифиллум, и пасущиеся на лугу телята. Сольная карьера Ольги цветет и пахнет, не в последнюю очередь и благодаря связям Андре. Отзывы просто потрясающие, и вот сестра моя уже обзаводится собственным агентом.