Император поцеловал кости и откинул голову назад. Руки его обмякли, они безвольно опустились, пустой флакон упал на мраморный пол и со звоном разбился.
Тай Фэн моргнул и кашлянул. Он сидел на кровати, голова его кружилась, мутные, серые глаза смотрели, как Цзян Юн жадно пьет из бутыли крепкое вино.
— После этой ночи я хочу посетить кузнецов, чтобы расспросить их об отце. Если понадобится, я обращу всю мощь их молотов на столицу.
— Ты уверен, что готов идти против своего дяди? Не боишься, что тебя постигнет та же судьба, что и твоего…
Тай Фэн схватил Цзян Юна за обе кисти. Удивленный своим резким поведением, он стал прерывисто хватать ртом воздух, но тело его уже не слушалось. Уже пустая бутыль с вином из руки его друга выпала и упала на пол.
— Я вижу, ты забываешь, с кем разговариваешь, — сквозь крепко сжатые зубы процедил он и стиснул руки Цзян Юна так, что они побелели. — Если понадобится, я спрошу твое мнение. А пока будет лучше, чтобы ты молчал.
— Что с тобой? Это алкоголь на тебя так действует? — Морщась от боли, Цзян Юн стал вырываться из крепкой хватки. Охранная печать начала неистово разжигать свое пламя. Громкие хлопки фейерверков на улице заглушали учащенное биение сердца. — Хорошо, мы пойдем к кузнецам, я не собирался мешать тебе…
— Я бы не позволил встать у себя на пути какому-то отбросу как ты. Слишком долго я ждал этого. Изо дня в день не иметь возможности взять всю
Здесь было что-то не так. Цзян Юн не узнавал нынешнего Тай Фэна. Тот никогда бы не причинил ему боль, не набросился бы на него столь внезапно. Он попытался высвободиться, но чужое колено вдавливало его тело в пол.
— Кто ты и что сделал с Тай Фэном?! Почему он так себя ведет?
В ужасе Цзян Юн принялся брыкаться. Его правая рука онемела от боли, он потерял контроль над ней, левая же была еще в состоянии двигаться.
— Вероятно, ты несешь для
Цзян Юн не знал, как привести друга в себя. Он говорил полную околесицу и причинял ему боль.
— Вспомни о своем отце, о мести императору! Подумай, сколько всего мы пережили и через что еще предстоит нам пройти. Твой отец тебя так любил, Тай Фэн! Я видел твои слезы, которые ты скрывал всякий раз, как солнце садилось за горизонт. С кем бы ты сейчас ни боролся внутри себя, не дай ему победить.
Руки Тай Фэна отпустили его кисти и вцепились в горло. Он надавливал на хрупкую шею Цзян Юна, намереваясь вот-вот сломать ее. Тот всхлипнул и начал задыхаться, левая рука непроизвольно хваталась за пальцы Тай Фэна.
— Ты смеешь упоминать это ничтожество, посмевшее поднять против меня бунт?! Веками ни одна шавка из всех семи гильдий не смела высунуть своего носа, чтобы пойти против правящей руки! — Тай Фэн надавил на шею сильнее. Его черные, обезумевшие глаза хищно прищурились. — А что до тебя… Ты никто и ничто, пустота, но занимаешь столько места в чужом сердце.
Цзян Юн начал медленно терять сознание от нехватки воздуха в легких. Слова, произнесенные таким неестественным голосом друга, больно ранили. Он набрался последних сил, взял край алого пояса Тай Фэна и поднес к его глазам.
— Посмотри… — прохрипел Цзян Юн. — Твой пояс, ты хранишь в нем память о своем отце. Я давно понял это… Вспомни, как ты любишь его, вернись к себе. Ко мне. Посмотри на кровь, пролитую отцом ради того, чтобы сын продолжил его дело. Умоляю тебя, борись, иначе невинная душа погибла зря!
Казалось, весь шум за пределами трактира стих, а в темной комнате звучало лишь шумное дыхание и бешеное биение двух сердец. Цзян Юн смотрел, как на его лицо одна за другой падали слезы, разбиваясь о кожу россыпью звезд.
Император упал со своего трона и открыл отяжелевшие веки.
Осев на пол, он провел дрожащей рукой по своим сухим, покрытым тонкой кровавой пленкой губам. Его ногти впивались в кожу ладоней.
— Брат-предатель… Поверить не могу, что Небеса пощадили твоего выродка!
Он резко встал и с силой повалил трон на пол. Император смотрел, как символ его власти с грохотом обрушивался на ступени и летел вниз, ломаясь на куски.
— Вижу, Тай Фэн, ты все еще трепетно хранишь память о своем отце. Долгие годы твое сердце пустовало, ныло от одиночества и скорби. Пока не явился чужак. Каким наивным и слабым ты стал, племянник.