Песнь шаира или хроники Ахдада

И затем она велела привести Хасана, и его ввели к ней и поставили перед нею, и тогда она открыла лицо. И, увидев его, Хасан испустил великий крик и упал, покрытый беспамятством. И старуха до тех пор ухаживала за ним, пока он не очнулся, а очнувшись от беспамятства, он произнёс такие стихи:

Ветерочек из Ирака, что подул
В земли тех, кто восклицает громко: «Вак!»
Передай моим возлюбленным, что я
Горький вкус любви моей вкусил давно.
О, смягчитесь, люди страсти, сжальтесь вы.
Тает сердце от разлуки мук моё!

А окончив свои стихи, он поднялся и посмотрел на царицу и вскрикнул великим криком, от которого дворец чуть не свалился на тех, кто в нем был, и затем упал, покрытый беспамятством.

И старуха до тех пор ухаживала за ним, пока он не очнулся, и спросила его, что с ним, и Хасан воскликнул:

— Эта царица — либо моя жена, либо самый похожий на мою жену человек.

И царица сказала:

— Горе тебе, о нянюшка, этот чужеземец бесноватый или помешанный, потому что он смотрит мне в лицо и таращит глаза.

— О царица, — сказала старуха, — ему простительно, не взыщи с него. Ведь пословица говорит: «Для больного от любви нет лекарства». Что он, что бесноватый — все равно.

А Хасан заплакал сильным плачем и произнёс такие стихи:

Увидя следы любимых, с тоски я таю
И слезы лью на месте их стоянки,
Прося того, кто нас испытал разлукой,
Чтоб мне послал любимых возвращенье.

И потом Хасан сказал царице:

— Клянусь Аллахом, ты не моя жена, но ты самый похожий на неё человек!

И царица Нур аль Худа так засмеялась, что упала навзничь и склонилась на бок и сказала:

— О любимый, дай себе отсрочку и рассмотри меня и ответь мне на то, о чем я тебя спрошу. Оставь безумие, смущение и смятение, — приблизилось к тебе облегчение.

— О госпожа царей и прибежище всех богатых и нищих, спрашивай меня, о чем хочешь, — сказал Хасан.

И царица спросила его:

— Что в твоей жене на меня похоже?

— О госпожа моя, — ответил Хасан, — все, что есть в тебе красивого, прекрасного, изящного и изнеженного — стройность твоего стана и нежность твоих речей, румянец твоих щёк, и выпуклость грудей и все прочее, — на неё похожи.

И тогда царица разозлилась и воскликнула:

— Как смеешь ты сравнивать меня с какой-то девкой, пусть и твоей женой!

И велела, чтобы Хасана в тот же час бросили в темницу.

Увидев такое дело, Шевахи бросилась к царице, умоляя о милости, и произнесла такие стихи:

Ты милостив был, о дарующий свет голытьбе!
Подобной награды в моей не бывало судьбе.
Пребуду всю жизнь я до гроба тебе благодарен,
Из гроба мой прах вознесет благодарность тебе.***

Но даже после этих слов не смягчилось сердце царицы.

— Довольно я потакала твоим просьбам и терпела неподобающее. Завтра, с восходом он будет казнен, и это мое последнее слово!

И услышав эти слова, Хасан горько заплакал, а вместе с ним и Шевахи, так ей было жаль юношу.

19 Продолжение повествования о Шамс ад-Дине Мухаммаде

— султане славного города Ахдада, о его побратимах, о дивном избавлении и о чудесах, что произошли с ними после избавления

— Господин, скорее, во имя Аллаха, тут такое… — верный Джавад пританцовывал на месте. Шамс ад-Дину даже на миг, краткий взмах ресниц сделалось смешно — словно по нужде просится. Бледность, бледность покрывала эбеновые щеки Джавада, окрашивая их в цвет пепла. И миг веселья улетучился так же быстро, как пришел.

— Что! — голос, обычно грозный голос, был полон… Кто знает, чего был полон голос правителя Ахдада Шамс ад-Дина Мухаммада в этот час. Страха, отчаяния, а может… скуки.

— Там такое… у городских стен… вам лучше самому…

Шамс ад-Дин Мухаммад поднимается с подушек, Шамс ад-Дин Мухаммад твердым, как окаменевшее дерево, шагом пересекает покои. Шамс ад-Дин Мухаммад садится, нет — вскакивает в седло взнузданного и приготовленного коня. Породистого жеребца Фатеха, купленного за двадцать тысяч, и чье имя означает «победитель». Шамс ад-Дин скачет по улицам Ахдада, и пыльный смерч в страхе бежит позади него. Шамс ад-Дин подъезжает к стене. Городской стене. Шамс ад-Дин бросает поводья и взбегает по лестнице. Шамс ад-Дин видит поле и… джинна.

Огненнотелый вырос с их последней — вчерашней встречи. Сейчас городские, каменные в пятьдесят локтей стены ему едва ли не по грудь. Он все так же виновато переминается с одной красной ноги на другую.

— Гм, гм, в наказание вашего султана, по велению своей госпожи, в этот день я разрушу стену… стены города Ахдада… вместе с вратами.