Песнь теней

Я этого тоже не знала. Больше не знала. И сомневалась, что когда-либо знала. Я открыла глаза. Комнаты были маленькие, тесные, переполненные людьми, но отсутствие брата ощущалось так же остро, как отсутствие выпавшего зуба. Он должен был быть здесь. Он должен был быть с нами, как часть новой семьи, которую мы создали на новом месте. На меня накатила внезапная, неподвластная пониманию волна ярости и раздражения. Йозефу следовало хотя бы попытаться построить новую жизнь. Я пыталась. Франсуа пытался. Кете пыталась, и ей это вроде бы почти удавалось. И хотя мне и моему брату было очень трудно пустить корни в Вене, мы всегда боролись вместе, будучи детьми. Теперь мы жили сами по себе. Отдельно друг от друга.

– Граф мог бы пригласить нас раньше, – проворчала Кете. – Мы не успеем сшить новые костюмы. – Она уже энергично зарисовывала свои идеи для нашего платья на клочке писчей бумаги. Старый черновик сонаты Брачной ночи, который я выбросила в порыве разочарования и гнева. Я ожидала, что острый удар ревности или обиды пронзит меня при виде того, как сестра превращает мою неудачу в новое произведение искусства, но ничего не почувствовала. Ничего, кроме пустоты.

– А как насчет твоей работы для мсье Шнайдера? – спросил у Кете Франсуа.

Она обратила на нас высокомерный взгляд голубых глаз.

– От вас двоих я жду, что вы внесете свой вклад в это дело. И оставите меня наедине с моим гением.

Я бы расхохоталась, если бы не чувствовала себя настолько лишенной собственной творческой искры.

– Да, мэм. – Я собрала отвергнутые наряды и перенесла их на стол в соседней комнате, где ко мне присоединился Франсуа, смирившийся с мыслью провести еще одну долгую ночь при свете свечи.

– А если Йозеф вернется, – крикнула она нам вслед, – передайте ему, что и он от этого не освобожден!

Мы с Франсуа еще раз переглянулись. Не когда Йозеф вернется.

А если.

Разломы

Третья свеча наполовину прогорела, когда Йозеф, наконец, вернулся.

Полторы свечи назад я отправила Франсуа в постель и перенесла свою работу в переднюю. На протяжении бесконечных часов штопки и шитья я думала о том, что, хотя мои пальцы довольно шустро и ловко обходились с клавишами или струнами, при работе с иглой и нитью они были совершенно безнадежны. Я очень хотела помочь сестре всем, чем смогу, но еще больше я хотела увидеть брата, когда он вернется домой.

– Где ты был? – я старалась говорить тихо, чтобы не разбудить Франсуа. Мы с Кете спали в комнате, а юноши – в передней.

Йозеф молча развязывал шнурки на ботинках.

– Нигде, – ответил он. Его тон ничего не выражал, но то было намеренное, продуманное равнодушие, говорившее красноречивее любых слов.

Хотя свеча освещала лишь небольшую часть комнаты, мне показалось, что я разглядела темные следы грязи на подошвах его ботинок и на кайме плаща.

– Лжец, – спокойно сказала я, склонив голову над шитьем. – Ты снова ходил на кладбище, я же вижу.

Мой брат выпрямился.

– Да, – сказал он. – Это единственное место в этом богом забытом городе, где я могу дышать.

Кладбище Святого Марка находилось в двух с половиной милях от внешних стен города. Также это было единственное во всей округе место с дикой природой, открытыми пространствами, деревьями и травой, где почти никогда не бывало людей, если не считать мертвых под ногами.

– Знаю, – спокойно сказала я.

И я знала. В городе, куда бы ты ни свернул, ты никогда не удалялся больше чем на полшага от соседа и его хлопот. Лошади, пешеходы и сточные канавы наводняли улицы, аллеи и бульвары. Все топтали одну и ту же мерзостную слякоть и вдыхали один и тот же прокисший воздух, и за каждым углом находился новый незнакомец, новая потенциальная опасность, которую следовало избежать. Здесь не было места, не было пространства, не было уголка, где можно было остаться в одиночестве, подумать, побыть. Каменное кольцо вокруг города стало для меня такой же тюрьмой, как моя жизнь в Подземном мире в качестве невесты Короля гоблинов.

Йозеф расслабил плечи, но его поза оставалась напряженной.

– Там я чувствую себя как… как дома.

Дом. Пока мы сюда не приехали, я никогда не задумывалась о том, что такое дом. Большую часть жизни дом для меня был там, где жила я и те, кого я любила. Домом была гостиница и моя семья.

Домом была Роща гоблинов и молодой человек с мягким взглядом.

– Знаю, – вот и все, что сказала я. Больше сказать было нечего.

Йозеф молчал. Тишина между нами имела свое направление, и ее удары были направлены на меня. Я чувствовала себя беззащитной перед холодностью брата, и каждое невысказанное слово вонзалось в меня как нож между ребер. Вена стала нашей Вавилонской башней, и наш разговор зашел в тупик из-за моей мании и его меланхолии. Но между нами отсутствовало не только общение, но и общность. Когда-то мы с Йозефем могли часами находиться рядом, не разговаривая, просто пребывая друг с другом здесь и сейчас. Потом он брал смычок, я опускала руки на клавиши, и мы начинали разговаривать через звук, мелодию, музыку. Когда-то, когда-то, когда-то.

Всюду была тишина.

Я заметила, что скрипичный футляр брата стоит возле двери.