Песнь теней

Он опускает скрипку и смычок. Музыка продолжается, непрерывное остинато[41], состоящее из да, пожалуйста, да, пожалуйста.

– Будь, ты, со мной, – повторяю я и встаю из-за клавесины.

Король гоблинов поднимает руку и нажимает на потрескавшееся стекло. Я подхожу к отражению и встречаюсь с ним ладонь к ладони, осколки серебра вонзаются мне в кожу. Я радостно встречаю боль, острый укол сожаления и страсти. Да, это забвение. Это и рай, и ад.

Наши пальцы обвиваются, когда мы проникаем сквозь завесу и пустоту. Его прикосновение холодное, сухое, но от него меня бросает в дрожь, которая пробирает меня до костей. Я притягиваю его к себе, и он не сопротивляется, переходя из отражения к реальности. Я раскрываю объятия, и он входит в них, принося с собой аромат спящей зелени, земли, корней, скал, и легкий, невероятный аромат персиков. Запах Подземного мира окружает меня, и я погружаюсь в лихорадочный сон. Бальный зал плывет и мерцает, мир отделяется от меня завесой воды и пламени, и я теряюсь.

– Забери меня, – шепчу я. – Забери меня обратно.

Глаза Короля гоблинов, один серый, другой зеленый, вспыхивают белым и синим, а зрачки сужаются и превращаются в крошечное черное пятно. Уголки его губ поднимаются, они близко – так близко – к моим губам.

Как пожелаешь, дорогая.

Как пожелаешь.

Дыхание, вдох, поцелуй, и мы встречаемся.

По мне пробегает ледяная дрожь, холод разрезает тело пополам. Его пальцы оставляют на моей коже следы из инея, и я уже не знаю, от чего погибаю – от огня или от мороза. Чернильная темнота черными завитками поднимается по моим рукам и ногам, и я ощущаю на языке тошнотворно-сладкую горечь опиума – или крови. Прежде мне никогда не становилось от этого так больно, ни внутри, ни снаружи. Мне не следовало этого хотеть. Не следовало этого жаждать.

Но я хочу.

Meine Königin[42].

Он называет меня своей королевой, и я пью его слова, и они наполняют меня и снаружи, и изнутри. Руки Короля гоблинов находят швы моего платья, и я чувствую, как ленты моего корсета с треском развязываются и, замерзшие, падают на пол.

– Mein Herr, – со вздохом произношу я. Я возбуждена и напугана, я ликую и боюсь, а по щекам текут слезы. Я рыдаю и дрожу, но Король гоблинов сжимает меня еще крепче, как будто только он один может не позволить мне распасться.

– Нет, – шепчу я. – Разбей меня. Позволь мне распасться на части.

Накажи меня. Разрушь меня. Позволь мне пострадать от последствий того, что я жалкая и подлая. Я была уже не цельной Элизабет, а уничтоженной. В грубом прикосновении Короля гоблинов больше нет нежности, и оно оставляет меня в руинах. Я ненавидела себя достаточно сильно, чтобы оказаться стертой из существования и из памяти, и я сильнее прижимаюсь к его острым краям. Я не заслуживаю, чтобы меня помнили. Я не заслуживаю, чтобы меня любили.

Руки сами обвиваются вокруг моей шеи, клетка из костей как хомут, и он объявляет меня своей собственностью. Губы Короля гоблинов растягиваются в дикой ухмылке, кончики зубов сверкают в лучах света как волчьи клыки. Мне не следовало убегать из Подземного мира. Мне не следовало ранить брата. Мне не следовало обрекать мир на погибель. Да, пожалуйста, да. Я – грешница, злодейка, негодяйка. Я ничего не стою, я – самая презренная из женщин.

Элизабет.

Голос Короля гоблинов изменился, в нем сквозит отчаянная настойчивость, которая только будоражит мою кровь. Я слышу, как мой пульс бьется везде – в ушах, горле, в запястьях, в груди и бедрах – беспрерывный ритм, отдающийся эхом в моем теле. Он задает темп нашей встрече, но я чувствую, как Король гоблинов на мгновение останавливается, нервничает, сопротивляется.

Элизабет, пожалуйста.

Треск и хруст то ли веток, то ли костей, и его пальцы сжимаются и скрючиваются. Слишком много суставов в пальцах Короля гоблинов, слишком мало цвета в его глазах. Я смотрю в эти глаза, один сине-белый, другой серо-зеленый, когда вижу, как у чудовища в моих объятиях появляется лицо мужчины.

Элизабет.

Меня останавливает мольба в его голосе, а не опасность, затаившаяся в глазах, полных смерти и льда. Я держу их обоих, моего юношу-аскета и Владыку Зла, и они и являются одним целым, и не являются.

Эрлькёниг улыбается.

Король гоблинов кричит.

Я с криком отталкиваю его прочь, но я зажата в его объятиях – мои юбки разорваны в клочья, корсет спадает с плеч. Эрлькёниг смеется беззвучно, страшно, и у меня в ушах трещат перепонки под давлением этого смеха.

«Я поймал тебя, Королева гоблинов. Ты моя».

Элизабет!

С чудовищным усилием мой юноша-аскет овладевает собой и выпускает меня из своих тисков.

«Иди! Беги!»

Он отступает назад, в окно между мирами, обратно в отражение, обратно в Подземный мир.