Песнь теней

– Что вы собирались сделать, мадемуазель? – спросила графиня. – Что вы намеревались сделать, добравшись до озера Лорелеи? Броситься в его изумрудные глубины?

Честно говоря, так далеко я еще не загадывала. Моей единственной целью было догнать брата прежде, чем с ним случится что-нибудь ужасное, прежде чем он навсегда окажется потерян для меня. Для Подземного мира, для смерти.

Графиня заметила неуверенность на моем лице и наклонилась ко мне ближе. Я хотела отвести взгляд, спрятать выражение лица, но еще меньше я хотела выдать свой страх. Супруги Прохазка не были достойны моего страха. Это были малодушные трусы, и я не испытывала к ним ничего кроме презрения.

– Лучше от этого не станет, вы же знаете, – мягко сказала она. – Если закончится ваша жизнь. Если закончится моя. Мы запятнаны, вы же видите. Наши жертвы бесполезны, потому что у нас не осталось ничего, что можно было бы отдать. Ничего из того, чего хочет Подземный мир. Больше ничего не осталось.

Я ее не слушала. Графиня не могла сказать ничего такого, что заставило бы меня передумать искать брата. Даже если я и не в силах его спасти, будет лучше, если я попытаюсь и потерплю неудачу, чем вообще не стану пытаться. Я стала протискиваться мимо нее, но графиня стояла как скала, опираясь вместо трости о спинку кровати.

– Почему вы решили, что больше не сможете сочинять?

Я молчала.

– Почему кажется, что целого мира слишком мало и одновременно слишком много? Потому, что вы принадлежите и двум мирам, и ни одному из них, Элизабет. Ваш разум и тело здесь, а ваша душа в другом месте. Я почувствовала это, дитя. Я услышала это. Причина, по которой ваша музыка является мостом между Подземным миром и верхним, заключается в вашей изначальной жертве. Вы пожертвовали своей музыкой. Пожертвовали своим талантом, своим гением и своим творчеством в пользу Древних законов, когда пересекли порог в первый раз. Каждый раз, играя, вы пересекаете границу. Это делает вас и цельной, и одновременно расколотой.

Ее слова попали прямо в мое бушующее сердце, прямо в бездну, вертящуюся в центре вихря.

– Откуда… откуда вы это знаете? – хрипло спросила я.

Графиня рассмеялась ярким, веселым смехом, и это было самое отвратительное, что я когда-либо слышала.

– Я знаю это потому, что ваше лицо прозрачнее стекла. Потому что вы не просто выставляете свои чувства напоказ; ваши эмоции руководят вами. – Ее глаза потемнели, и зелень в них стала хрупкой и острой. – Я знаю об этом потому, что моя безответственная прародительница ради самосохранения продала свободу своих детей. Нас бросили, Элизабет. Наказание за наш эгоизм и жадность – сохранять этот цикл, увековечить его.

Я зажала ладонью рот, пытаясь сдержать рыдания. «Особенная Лизель. Избранная Лизель. Тебе всегда хотелось быть необыкновенной, и вот ты ею стала».

– Нет, – процедила я сквозь зубы. – Нет. Я не могу – не хочу – верить, что это моя судьба. Я не стану вредить другим своими бездумными действиями, даже если это означает отдать себя Древним законам.

Графиня вскинула брови.

– Даже будь вы настолько самоотверженны, Элизабет, вы думаете, что ваше возвращение в Подземный мир исправит весь нанесенный вами ущерб? О, дитя. Мы можем двигаться только вперед и не в силах изменить прошлое.

Я подумала о Йозефе. Я подумала о Короле гоблинов.

– Я должна попытаться, – спокойно сказала я.

– И как же вы собираетесь это сделать, дорогая? – спросила графиня. Она держала компас мужа перед собой, и вещица ярко сверкала в лучах заходящего солнца. – Вы вернетесь к озеру Сновин, чтобы… что? Броситься в него? А потом?

Я точно знала, что сделаю потом.

– Я спасу своего брата, – сказала я и вспомнила разноцветные глаза, один серый, другой зеленый, которые поглощает белизна, такая бледная, что кажется почти голубой.

Графиня рассмеялась.

– А потом что? Спасете вашего Короля гоблинов?

Тем самым она озвучила надежды, которые я даже сформулировать не осмеливалась, и это ранило больнее всего, даже больнее презрительного ехидства в ее тоне.

– Я должна попытаться, – повторила я.

– О, дитя, – презрительно усмехнулась графиня. – Если вы полагаете, что вы единственная, кто способен прервать цикл жертвоприношений и измен, то ваша самонадеянность не знает границ.

На задней стенке моего горла стала скапливаться желчь, едкая и горькая.

– Разве первая Королева гоблинов не ушла? – спросила я. – Разве она не вернулась и не вырвала своего Короля гоблинов из тисков Древних законов?

– И как вы думаете, чем она за это заплатила? – парировала графиня.

Я замолчала.

– Жизнь за жизнь, Элизабет. Смерть за урожай. Это она заманила следующего юношу, чтобы он остался там, чтобы стал новым Королем гоблинов. А он в свою очередь вышел затем в мир в поисках невесты, которая бы напомнила ему о жизни смертных, которой его лишили. И в свою очередь этот мужчина навязал свой трон другому юноше, потом еще, и еще другому. Это не закончится, мадемуазель. Только не для нас. Только не для тех, кто является собственностью Эрлькёнига.