Песнь цветов

И тут волшебница, которую теперь уместнее было бы назвать колдуньей, на что непременно укажет поющий цветок, зашипела, закряхтела и заплясала — танец был престранный, вроде того, что мог бы исполнить обрюзгший чечёточник под утро в трактире. Во время одного причудливого па вспыхнуло яркое пламя в печи, распахнулось окно само по себе, и с улицы поползли в дом всякие твари — жучки, червяки, гусеницы и паучки. Галоп залаял на них, а Добродея схватила Фаню за руку, и та ощутила болезненное жжение, от которого немедленно вскрикнула. Колдунья самодовольно хмыкнула, и всё, что теперь могла видеть девочка — это её кривую усмешку, которая словно бы отделилась от физиономии и приблизилась к Фанькиным глазам. Сердце её забарабанило, на лбу выступил пот, конечности задрожали, и каждый звук стал отзываться глухими ударами, как если бы кто-то танцевал чечётку прямо в её голове. Фаня никогда прежде не знала раздражения или злости, поэтому цветок с уважением отметит, что для человека, впервые столкнувшегося с таким неприятным состоянием, она держалась необычайно стойко. Вспоминая, как бабушка в обычное время неспешно моргала и делала глубокие вдохи, когда Третьяк приходил с повинной или назойливая соседка убеждала купить у неё плохие томаты, девочка шумно втягивала и выдувала воздух из ноздрей, не забывая ме-е-едленно моргать. Пёс, которого окружил ворвавшийся следом за насекомыми рой противных мошек, заскулил, беспомощно кружась по комнате. Колдунья покрылась ужасными волдырями, лицо её исказилось так, что даже самые близкие люди не признали бы Добродею в новом обличии; кожа её задымилась, а оскал стал звериным. Она схватила Фаньку за другую руку, и ту снова обожгло, и вместе с тем она испытала новый поток самых мерзких, тёмных чувств, таких острых, что они легко могли бы ранить даже воистину несокрушимую душу. «Убирайся! Хватит!» — завопила девчонка, сильно жмурясь. Глаза Добродеи нездорово заблестели, и она принялась хватать Фаньку за руки до тех пор, пока та не оттолкнула её, не схватила настольную лампу и не замахнулась, собираясь нанести удар. И здесь случилось то, чего никак не ожидала ни хозяйка дома, ни незваная гостья, ни сопровождающий её пёс Галоп: всё помещение озарилось светом, но не таким, который больно режет глаза, принося страдания, а мягким и тёплым, освещающим не только дома, но и души. Фаня разжала пальцы, и лампа упала на покрытый ковром пол, Добродея тряхнула головой и принялась рассматривать свои ладони, будто бы заново с ними знакомясь, Галоп учтиво склонил голову к лапам, а насекомые, включая мошкару, рассредоточились в два стройных ряда и замерли на своих местах. В окно влетели трое крохотных существ — кудесников, как вы уже догадались: один чернявый, большеносый, с острыми, как пики, ушами, другая — белёсая, безбровая, с задранным кверху носом, слегка лопоухая и улыбчивая, третий — совсем лысый, с маленькими глазами, маленьким носом и большим-пребольшим ртом. Все они производили исключительно благоприятное впечатление. Фаня сложила руку так, чтобы кудесники могли выбрать удобное место от локтя до запястья. Когда они заняли места и отряхнулись, она сумела их разглядеть.

— Настало время, — начал безвласый, — забрать тебя.

— За самую вершину облаков, — пояснила белёсая.

— Выглядишь, как девочка, — добавил чернявый, — а жила, как кудесница.

— Нам нельзя допустить, — продолжила белёсая, — чтобы ты стала злой.

— В тебе вообще нет злобы, — уточнил безвласый. — Она чужда тебе.

— В других людях она с рождения, — объяснил чернявый.

— Только колдовство заставило тебя почувствовать тьму, живущую в них, — заключила белёсая. — Посмотри же, что в нас, — она изящно склонилась и дотронулась ладонью до Фанькиной руки.

Как только кудесница коснулась её, девочку встретило тёплое сияние: она очутилась среди розово-жёлто-зелёных ленточек, клубящихся в небесах, переходящих одна в другую, сливающихся воедино и беззаботно парящих порознь, порождающих совершеннейшую лёгкость и абсолютнейший покой. Фаня с радостью растворялась в них, кружилась и куталась в ленточки, перенимала их свет и тепло. Галоп начал лаять, и кудесница выпрямилась.

— Пойдёшь ли ты с нами? — спросила она.

— Пойду ли? — задумчиво протянула девочка. — Нет, нет! Как я могу? Там бабушка, Третьяк, и дядюшка Фрол, и… Галоп, — она ласково улыбнулась псу. — И все-все-все. Как им помочь?

Безвласый нахмурился.

— Мы предлагаем оставить этот загубленный мирок.

— Он не загубленный.

— Твоё право, — вступил чернявый, — остаться, чтобы помочь людям. Но плата будет высока.

— Назовите цену! — потребовала Фаня.

— Твой свет, — мягко ответила белёсая. — Мы можем раздать по крупице твоей доброты каждому жителю, и они снова станут такими, как прежде, не хуже и не лучше.

— Но и ты станешь такой, как они — гремучей смесью добра и зла, — с грустью сообщил безвласый.

— Я согласна! Согласна, слышите?

Галоп заскулил и жалобно затявкал.