Песнь тунгуса

Они обнялись.

— Ага, так вышло, — говорил Мишка.

— Так это, он чего? — спросил Белкин.

Глаза Мишки сверкнули.

— Кит, мне надо с вами! — воскликнул Мишка. — Подальше!.. Ага…

— Он с нами! Я отвечаю! — крикнул Кит, пытаясь уложить пятерней волосы, раздуваемые поднявшимся ветром. — Я его здесь искал! Друга!

Белкин пошел в рубку к худощавому штурвальному в теплой коричневой клетчатой рубашке и вязаной шапке с помпоном и сказал ему, перекрывая рокот моторов, что пассажир с ними. Капитан уже был внизу.

Катер сдавал назад, отваливал от пирса, рыхля голубую и зеленоватую воду за кормой. Резко и громко хихикали чайки, белея слева и справа, как пена, взлетевшая с волн. Небо огневело синевой и бирюзой, падая в пламенеющее море, и они качались и кружились, и уже сверху было море, а внизу небо, о-ё!.. Катер содрогался и дребезжал, как бубен Мишки, разворачивался и тянул пенную борозду в бесконечность Ламу Байкала, будто самолет в небе.

И бубен пел снова про Остров, бабушку, птицу кыыран, свободу и девушку с лебедиными бровями с тайным вторым именем.

Когда катер уже далеко отошел от берега, в небо и вправду взлетел самолет, «кукурузник», Ан-2.

И через некоторое время от заповедного берега отчалила моторная лодка. В ней были двое, Семенов и Андрейченко в капитанке. Люди на берегу глядели им вслед. Лодка, высоко, до звона ревя мотором, неслась через залив. Вдалеке виднелся уже хрупкий силуэт катера.

Какие странные обстоятельства… Все это чем-то напомнило мне древнегреческие трагедии. Обычно там действие происходило под открытым небом, да еще и на морском берегу. Не хватало лишь какой-нибудь гадины, выползающей из морских пучин. И богов с богинями в небе.

Директор выглядел растерянным. Ему совсем не хотелось присутствия здесь иноплеменников с камерой. А они, как назло, не слушали увещеваний переводчика, конечно, хорошо инструктированного малого, и продолжали снимать погоню. Они снимали бегущего ошалевшего милицейского парня, того, из команды ловцов. И присоединившегося к нему лесничего Андрейченко. И то, как они отчаливали. А потом мчались за катером. Моторка была быстроходнее. И расстояние между ней и катером сокращалось. Никто не сомневался в исходе погони.

Директору пришлось подробно объяснять московскому чиновнику суть происходящего. К сожалению, я стоял поодаль и ничего не слышал толком, лишь отдельные реплики. Но все и так ясно. Нигде не видно было Некляева, с ним приключилась медвежья болезнь, объелся черемши. Вот так-то. А он бы уж точно смог всех развести по углам, отвлечь канадцев. Надо же, готовился, готовился — и…

Женщины негромко гомонили, словно нерешительный хор. А вот трубный голос Дмитриева звучал отчетливо. Он чуял свой звездный час. Но чуяли его и мы. Вскоре сюда пришел и Гена Юрченков. Не хватало только ученого Могилевцева и лесника Шустова.

Дмитриев (глядя вдаль). От расплаты никто не уйдет! Сколько можно нянчиться, проявлять попустительство. Это провокация. Удар по заповедному делу.

Охотовед и парторг Сыров. На месте некоторых я бы написал заявление.

Хор. Ах! Ах!.. Как он не хочет терять свободу! Страдалец Мишка!

Гена Юрченков (ежась под ветром). На тот берег ему не успеть. Да и что толку, да?

И. о. главного лесничего Прасолов. Да, зря. Надо дождаться суда.

Петров (с развевающейся черной длинной бородой). Тот берег? Звучит призывно. Может, только там где-то новый заповедник и возможен.

Хор. Ой, какой ветер!

Прасолов. Да хватит уже иллюзий.

Петров (пронзительно взглядывая на него). Что?

Прасолов (отворачиваясь, но произнося внятно). Будем реалистами. Это нигде невозможно.

Петров. Хм… неожиданно.

Прасолов (решительно, поворачиваясь к Петрову). Забудем все эти бредни!

Петров. Раньше это были беседы в уточняющем духе, ты сам называл их сократическими.

Прасолов (с болезненной улыбкой). Теперь бы я назвал их маниловскими. Ведь это очевидно.

Катя. Истинная правда. Хотя и жалко. Но… заигрались мужи.

Юрченков. Пожалуй, я уеду отсюда.

Петров (глядя на него). Куда?

Юрченков (тихо, только для Петрова). Попрошу убежища в Канаде, у этих ребят.

Петров (с облегченной улыбкой). Это же не выездное посольство. Да и, как говаривали в старину, здесь Родос, здесь и прыгай. Еще не все потеряно, Генрих.

Петр Лукич Самородский (директору). Ну и страсти же здесь у вас кипят!

Директор (потерянно). Надо добиваться повышения… самосознания и дисциплины. Здесь нужны железные нервы. Я готов уйти.

Дмитриев (торжествующе). Давно пора!