Читаем Песни и люди. О русской народной песне полностью

Озеро широко,Да белой рыбы много,Ой, бела рыба щукаДа белая белуга.Ой, белая, бeл*я,Да девица мил*я,Девица мил*яДа радость дорогая.Куда мне-ка сести,Куда мне присести?Сяду я, присяду,Да на даль, на долинку,На даль, на долинкуК милому на тропинку…

Веселый ритм не дает сидеть на месте. Удерживаться больше не под силу. Дед вскакивает, отпихивает ногой табуретку и, продолжая петь, принимается выплясывать перед фонографом:

Ой, на дубе было, дубике,Во зеленом было садике,Во зеленом было садике,Тут сидели две голубушки…

И увлеченные слушатели подхватывают хором:

Ой, лелю, ой, лелю,Тут сидели две голубушки!

Песня гремит на всю избу и вылетает в поле.

— Да будет, дед! Ведь, поди, умаялся, — дергает старика за рукав Анна Никаноровна.

Тут сидели две голубушки, —

ничего не слушая, заливается дед. И, поставив правую ногу на каблук, принимается выделывать всякие замысловатые фигуры. Фонограф забыт окончательно. Дед пускается вприсядку.

— Ай да дед! Ай да дед! — хлопая в такт ладонями, кричат смеющиеся зрители.

— Да передохни ты, верченая душа, — уговаривает деда Анна Никаноровна. Но Иван Васильевич неутомим. Он предлагает нам спеть про утушку, про заюшку, про калину с малиной, про вербу, про птицу-сокола и еще чуть не два десятка плясовых песен на выбор.

— Вы песни-то мои в город увезете? — спрашивает он нас, прощаясь, после того как мы, использовав весь запас чистых валиков, вынуждены прекратить запись до завтрашнего дня. И видно — так ему хочется поделиться своим песенным богатством и с городом, и со всеми, кто этих песен не знает!

— Да, дедушка. Увезем и в книжке напечатаем.

— Ну то-то. И книжку мне пришлете?

— Непременно пришлем.

— Вы и в другие деревни пошлите, — просит Иван Васильевич, — пусть везде знают, как в Добрынском колхозе деды поют.

И он, приплясывая, спускается с крылечка.

Ты сойми тоску-кручинуС меня, молоденькой,Ты вплети тоску-кручинуКоню в сиву гриву.Сивый конь-от подопнется —Грива растряхнется,Сива грива растряхнетсяТоска разойдется.Разойдет тоска-кручинаПо чистому полю…

Цветущие черемухи заслоняют фигуру уходящего деда. Только последние слова песни еще долетают до нашего слуха:

Обрастет тоска-кручинаТравой, травой-муравою,Травой-муравою,Алыми цветами!

Поистине — хорошо поют деды в Добрынском колхозе!


Но не хуже поет и молодежь. И в Добрынском, и в других колхозах Вологодчины, Ленинградской области, на Волге, на Урале, на Пинеге плясовая «частая» песня издавна хранится в памяти населения и весело переходит от бабушек к внучкам. Традиционные пляски в наших деревнях были всегда разнообразны: русская деревня знала не только свои старинные исконные пляски «барыню», «звездочку», «камаринскую», «метелицу» и другие, но и забавные орнаментальные пляски-прогулки по избе. Бабушки сегодняшних молодых колхозниц в дни своей молодости на «вечорках» и «бесёдах» «ходили кривульками», «вили капустку», «водили утушку» — т. е. под «частые» песни, притаптывая, приплясывая, переплетались и расплетались по избе замысловатыми цепями и узорами.

Уж ты, сад ли, мой садочек,Сад зеленый, красовитый,Красовитый, частовитый!Кабы этот был садочекУ меня бы в огороде,У меня бы в огороде,Во любезном частоколе,В частоколе, в чистом поле,Я бы знала сад садити,Разумела, чем полити,Чем полити, сад покрыти.Полью садичек водою,Я водою не простою,Я водою не простою —Не простою, ключевою…

Переплетались шеренги пляшущих, прихотливо извивалась и песня — звонкая, веселая, полная светлых образов и мягкого, плавного ритма; извиваясь, играла звукописью: «сад зеленый, красовитый, красовитый, частовитый… у меня бы в огороде, во любезном частоколе, в частоколе, в чистом поле»…

Сегодня эти развлечения вытесняются из деревенского быта новыми песнями и новыми городскими танцами. Но старые «частые» песни живут еще в очень и очень многих селениях — такие же свежие и веселые, как когда-то.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука