Почему люди вот так тянутся, рвутся в наш театр? Конечно, не из-за того, чтобы посмотреть спину Нины Шацкой, явно. А ходят в этот театр люди и стоят в очередях потому, что в этом театре создана такая атмосфера — в этом помещении во время этих зрелищ — атмосфера доверия, когда люди, пришедшие в зал, чувствуют себя не только созерцателями; они чувствуют себя нобходимыми участниками действа, которое происходит на Таганке, без них мы не могли бы играть. Если вы придёте в другой театр, то артисты там совершенно спокойно могли бы играть и без публики, наслаждаясь общением и элементами системы Станиславского. У нас — нет. У нас не только оттого, что выходят из разных выходов — слева, справа, сзади, играют наверху, иногда висят, иногда ходят на голове — не только поэтому; не только потому, что это так странно, необычно и ни на что не похоже (это само собой), а оттого, что зрители действительно чувствуют, что они необходимы в этом здании сегодня на этом спектакле, что с ними разговаривают на равных, никто не держит фигу в кармане, что театр имеет свою чёткую, внятную позицию, с которой его не могут сбить эти вот странные публикации и, с позволения сказать, статьи критические. Этот разговор продолжается четырнадцать лет и, мне кажется, — по нарастающей, а не по убывающей. Это всегда привлекает, когда с людьми разговаривают откровенно и на равных. Хочется серьёзного разговора со сцены, потому что так много информации отовсюду получает теперешний зритель, он очень искушён телевидением, кино, радио, телефоном, сплетнями, поэтому хочется, чтоб с ним со сцены разговаривали на другом тоне — на тоне доверительном. Вот эта атмосфера доверия, которая существует в этом театре, безусловно привлекает людей, и кто попал один раз, обязательно захочет прийти в другой раз. Он видит, что артисты иногда бросают играть свои роли и, не стесняясь, выходят прямо к зрителю, разговаривают с ним впрямую — не от себя — от имени театра, излагая позицию театра, которая совпадает с позицией автора. Разговаривают либо монологом, либо какой-нибудь песней, либо зонгом прямо со зрительным залом, и, конечно, зрители чувствуют себя не неловко, а хорошо у нас. И. хотя вам приходится чаще работать, больше, чем в других театрах, больше напрягаться, всё время ожидать каких-то неожиданностей и режиссёрских эффектов, но самое главное — искусство — если оно существует не на сцене, а в этом здании, вместе с вами, это всё искупает — всё напряжение, неожиданности неприятные, например, у нас стреляют в «Десяти днях», правда вверх, холостыми патронами, но всё-таки это громко, пахнет порохом, некоторые слабонервные не выдерживают, их выносят, они там отдохнут где-то, но всё равно возвращаются, потому что билеты-то достать трудно, и досматривают.
Это о театральной позиции.
Потом: всё сделано в форме очень яркого зрелища, никогда не будет скучно, тем более, что на сцене вы не увидите привычных декораций, как обычно это делается — рисуется в перспективе — иногда хорошими художниками — то лес, то звёздное небо, то солнце и ещё чего-нибудь, и фанерный лес стоит или какой-то павильон, и всегда очень чётко выдержан стиль времени. Вы почти никогда не увидите этого у нас в театре.
Во-первых, спектакли начинаются иногда даже на площади, я уже не говорю о том, что почти всегда в фойе, и, когда вы проходите в зрительный зал, вы готовитесь к тому зрелищу, которое будет здесь происходить, к необычному зрелищу, которое вам покажут, и охотно принимаете правила игры, потому что есть два магических слова, которые не произносятся вслух — «представьте себе», — и зритель очень охотно представляет, что сегодня на его глазах совершенно никто его не будет обманывать и не будет на сцене венецианских площадей и куполов соборов в Генуе, где происходит действие спектакля «Галилей», а есть просто ворота, которые распахиваются на зрителя, и выходит вся труппа, и снова звучат зонги в переводе Слуцкого, которые излагают позицию театра перед самым началом спектакля; и что я, играющий Галилея, которому семьдесят лет, не рисую себе глубоких морщин, не клею бороду, усы или седой парик, чтобы походить на этого самого Галилея. И уж вовсе речь идёт не о событиях давно минувших дней — только во времени они происходили там, а по идее они могли происходить в любое время, в наше — тем более. Кстати, пьеса написана в этом веке, и, безусловно, автор надеялся, что она будет вызывать определённые ассоциации, что она будет современной.
Почти все пьесы, которые поставлены у нас, должны быть поставлены именно сейчас, для людей, которые живут теперь, и, конечно, людьми, которые живут теперь. И мы всегда очень надеемся, что нас со зрителем беспокоят одни и те же проблемы и об одном и том же мы все беспокоимся в этом беспокойном мире.
«АНКЕТА»
Имя, отчество, фамилия:
Владимир Семёнович Высоцкий
Профессия:
Актёр
Самый любимый писатель:
М.Булгаков
Самый любимый поэт:
Ахмадулина
Самый любимый актёр:
М. Яншин
Сборник популярных бардовских, народных и эстрадных песен разных лет.
Василий Иванович Лебедев-Кумач , Дмитрий Николаевич Садовников , коллектив авторов , Константин Николаевич Подревский , Редьярд Джозеф Киплинг
Поэзия / Песенная поэзия / Поэзия / Самиздат, сетевая литература / Частушки, прибаутки, потешки