Песни южных морей

Несколько сложнее обстоит дело с категорией пространства. Географический, пространственный мир фиджийского эпоса — это мир, границы которого обусловлены реальными, видимыми представлениями той среды, в которой эпос живет. Все эпические события происходят в этих границах, современных данной среде. Певцы как бы поместили знакомый им пространственный мир в эпическое время и населили его эпическими героями. Песни чрезвычайно богаты в топографическом отношении — они полны названиями деревень, гор, островов, большинство которых можно без труда обнаружить на карте. Маршруты эпических персонажей весьма конкретны и точны. События вполне фантастические совершаются в реальном пространстве. Когда Ра Ингоинго-а-Вануа ищет, где бы могло спастись племя сьетура от угрожающей опасности, он опускается на берег Буа, ныряет в Пещеру Акул, взбирается на остров Левука, затем ныряет к коралловой скале, пробирается к деревне и т. д. Все эти и другие упомянутые точки можно найти на карте. Другое дело, что самые перемещения из одного места в другое носят вполне фантастический характер: прародителю племени не нужно никаких усилий и времени, чтобы преодолеть расстояние, проникнуть в глубины океана или подняться на вершину. Эпическая география в основном реальна, но нереальны, фантастичны возможности эпических героев в предполагаемом пространстве.

Время от времени, однако, реальность нарушается и действительные границы эпического мира смещаются. Боги сначала живут в мифической деревне Нуку-Вукаву-ка, расположенной на легендарном острове, который может менять свое местоположение, когда это необходимо для защиты от нападения. {139} В песнях упоминаются и другие легендарные пункты, местоположение которых неизвестно: деревня Кели-а-Ву-ла, остров Иануйапу-Лала, островная крепость Вату-Лака.

Но, кроме того, в эпосе время от времени всплывают элементы космогонических представлений о существовании рядом с земным других миров. Вусо-ни-Лаве хватает двух противников и швыряет их обоих «по направлению ко второму небу». Ра Ингоинго-а-Вануа роет дыру и «исчезает во вторую глубину земли». Эта «вторая глубина» упоминается и в другой песне при описании крушения, которое терпит эпический корабль. По словам Б. X. Квейна, эти выражения восходят к полинезийской космогонии, но в среде, где записаны песни, стратификация вселенной допускается лишь по языковой привычке. Перед нами — почти метафоры.

В изображении и описании предметов, в самом их выборе также проявляется характерное сочетание достоверности и эпической фантастики, гиперболичности, экспрессивности и условности. Предметный мир эпоса в общем соответствует предметному миру реальной среды, хотя, разумеется, состав первого неизмеримо меньше и ограничен чисто функционально: по законам эпической эстетики певец вводит в повествование лишь необходимые предметы. Особенно часто упоминается боевое оружие; у некоторых героев оно обладает чудесными свойствами. Так, когда Вусо-ни-Лаве поднимает свое копье, то ветер нагоняет с юго-востока благодатный дождь. Боевые топоры Вусо-ни-Лаве и Каги-ни-Васа-Була отличаются необычайной поражающей силой. Оружие героев — наследственное, родовое, поэтому оно требует особенного ухода, так как при небрежном обращении может утратить наследственную силу.

Копья, боевые топоры эпических персонажей имеют свои имена (здесь уместно вспомнить известные аналогии из европейского эпоса). В именах этих может отражаться характеристика самих предметов. Копье Каги-ни-Васа-Була называется «А-Ваи-Ма-Тока-Дуга» («Одинокий скат»). Здесь имеется в виду, что копье заострено иглами из спины ската, а эпитет «одинокий» указывает на исключительное его качество.

Эпически необыкновенными качествами наделены лодки героев. «На-Вага-Вануа» размерами своими была подобна целой стране. Огромная лодка, мачтой для которой {140} послужило гигантское дерево и которая приняла на борт всех воинов сьетура, описывается в первой песне.

Эпические певцы тщательно следят за тем, чтобы герои песен соблюдали бы принятые обычаи, этикет и обряды, чтобы они помнили о своих обязанностях перед предками, вождями, перед всем племенем. На песнях фиджийцев лежит печать густого и своеобразного этнографизма. Целый ряд деталей в них становится понятным лишь в свете реального этнографического комментария. Поведение героев в определенных ситуациях, их поступки, реакция на происходящее, формы отклика — все это обусловлено специфическими нормами быта, этики, сознания, причем можно заметить, что эпическое повествование соединяет в одно целое нормы живые, действующие в данной среде и те, которые принадлежат эпическому времени. Герой приносит тела побежденных врагов в жертву своему предку, забрасывая их в его дом, и Ра Ингоинго-а-Вануа высасывает их внутренности. В другом случае он высасывает глаза, и опустошенное тело выбрасывает за порог [72, 43].