В самых разных точках сегодняшней Океании мы встречались со специфическими вариациями и различными стадиями единого по существу фольклорного процесса. То, что удалось нам подметить на Фиджи, Маракеи, Фунафути, по-своему, «повторялось» на других островах Меланезии, Микронезии, Полинезии. Необратимо уходят (или уже ушли) наиболее архаические слои фольклора, связанные с системой старого быта и древних представлений. Чтобы записать песни заклинательные, старые трудовые, обрядовые, эпические, нужны поиски или счастливый случай. Уже в репертуаре среднего поколения они редкость. Разумеется, известную поправку следует сделать для фольклорных оазисов типа Бонгу и особенно для тех, что находятся в глубине островов и оторваны от современных центров. Общая тенденция, однако, очевидна. Основной пласт в сегодняшней океанийской деревне составляет песенный фольклор, свободный (в основном) от непосредственных функциональных связей с древней магической практикой, со старой обрядовой системой, с мифологией и культами. Древний фольклор являл собой органическое единство практического и эстетического начала. Песня не просто функционировала в быту, но выполняла здесь предназначенную ей практическую роль, подсказывавшуюся сложившейся традиционной системой связей песни и {176} жизни. В этих традиционных границах выявлялось и собственно эстетическое начало песни.
Современный фольклор островов Океании тоже связан с бытом, тоже функционирует внутри него и без связей с ним существовать не может. Но это теперь связи по преимуществу функционально-эстетические. На первый план в песенном фольклоре выдвигается поэтическое начало.
Песни колыбельные, свадебные, похоронные, песни рыбаков, песни молодых людей, собирающихся на традиционную встречу, — все они, будучи включены в типовые бытовые ситуации, важны для самих исполнителей в первую очередь как поэтическое выражение их настроений, их взглядов на те или другие стороны действительности.
По-настоящему эстетическое отношение к песне стало бытовой нормой и определило серьезнейшие сдвиги во всей фольклорной культуре. Отсюда, в частности, идет и интерес к новым музыкально-песенным стилям, усвоение элементов «западной» музыки, увлечение новыми музыкальными инструментами и возможностями, которые открывает их использование, создание самодеятельных ансамблей, сочинение новых песен и т. п. В сущности формируется новая океанийская песенно-музыкальная культура, которая представляет собой сплав древних традиций, переживших достаточно сложную эволюцию, «среднего» бытового слоя и новых художественных элементов, распространившихся особенно в последние десятилетия.
Показательно, что океанийская общественность, те ее силы, которые — в обстановке борьбы за независимость и в условиях обретения независимости — думают о путях пробуждения и активного развития национального самосознания, начинают все больше осознавать современную ценность своей культуры и ратуют за сбережение, поддержание, развитие и популяризацию своего фольклора. Уважительное отношение к традиционным песням и знание их, равно как знание своего языка, верований предков, истории и генеалогии, церемониальных форм, ремесел и т. д., входят в неписаный кодекс требований национального порядка. При этом, конечно, наиболее прогрессивной является позиция тех, кто вовсе не настаивает на простом сохранении старых бытовых и культурных традиций, но понимает необходимость и неизбежность их модификаций, отбрасывания пережиточных форм, обновления жизни. {177}
Народы Южных морей дали мировой культуре свою богатую мифологию, искусство церемониального танца, эпос, воспевший подвиги великих мореплавателей, вместе с несравненным искусством изготовления масок, деревянных скульптур, выделки тапы, резьбы по дереву... Сегодняшний фольклор, который создается и живет на больших архипелагах и дальних маленьких атоллах, в прибрежных рыбацких деревушках, горных селениях и молодых портовых городах, — это сегодняшний поэтический голос Океании, это неопровержимое свидетельство яркой талантливости ее людей и подтверждение плодотворности связей художественных традиций и живого творчества. {178}
[Вклейка]
Житель деревни Бонгу (Берег Маклая) с илоль ай — трубой из долбленой тыквы
В руках у музыканта схюмбин — бамбуковая флейта (деревня Бонгу, Берег Маклая)
Окам — ручной барабан (из коллекции Н. Н. Миклухо-Маклая, Музей антропологии и этнографии, Ленинград)
Барум — сигнальный барабан (деревня Волгу, Берег Маклая)
Лоб лоб — обрядовые деревянные пластинки «гуделки» (из коллекции Н. Н. Миклухо-Маклая, Музей антропологии и этнографии, Ленинград) Большой полинезийский барабан паху-нуи (Музей антропологии и этнографии, Ленинград)
Житель деревни Бонгу (Берег Маклая) демонстрирует лоб лоб ай — звучащий инструмент, употреблявшийся папуасами в тайных обрядах
Папуасский обрядовая доска (из коллекции Н. Н. Миклухо-Маклая, Музей антропологии и этнографии, Ленинград) Изображение полинезийского божества (дерево, Музей антропологии и этнографии, Ленинград)