Читаем Песни южных морей полностью

Разница ощущалась в характере мелодий: эстрадные западные соединялись здесь уже с микронезийскими традиционными мотивами, и это создавало иной стиль. Натренированное ухо, безусловно, выделит в потоке современных «океанийских» песен полинезийские и микронезийские стили. Более того, я думаю, что и внутри каждого из них можно различить местные оттенки: мелодии Фунафути не совпадут с самоанскими или тонганскими.

Представления о некоем музыкальном стандарте, захлестнувшем сегодняшнюю Океанию, поверхностны и неосновательны. Местные традиции дают каждая свой особый сплав.

Возвращаясь к Фунафути, надо сказать, что напряженный пульс его художественной жизни поражает даже на фоне других богатых океанийских впечатлений. Это остров песен. Здесь многообразные нити творческой деятельности стягиваются к замечательному человеку по имени Тапу-Ливи. Впервые мы увидели его в роли руководителя группы Сенала во время праздника. Обнаженный по пояс, в традиционной лава лава и с венком на голове, крупный, толстый, обливаясь потом, он кричал, срывая голос, что-то своим певцам, ожесточенно дирижировал одной рукой, свистел время от времени, давая команды, {174} и сам пел. Лицо его выражало вдохновение, он всякий раз доводил хор до изнеможения и сам вот-вот готов был, кажется, отдать последние силы, по проходили минуты паузы, начинался новый номер, и Тапу-Ливи вновь с подъемом вел свою группу.

Ансамбль Лоту, как постепенно выяснилось, тоже многим был обязан Тапу-Ливи. А затем мы узнали, что и сам он является настоящим и своеобразным композитором. Ему сорок восемь лет, он жил долго на Западном Самоа, бывал на Фиджи.

Часы, проведенные в доме Тапу-Ливи, позволили не только познакомиться с его творчеством, но и отчасти понять его взгляды и симпатии. Он говорил с открытой неприязнью о деньгах, о богатстве. Его дом — образец скромного жилища и доброго гостеприимства. К своему творчеству композитор относится с большой серьезностью. Нотной грамоты он не знает и хранит мелодии в памяти, а слова записывает. Тапу-Ливи складывает песни о себе, об окружающей жизни, о ее радостях, печалях, проблемах. У него есть песни-воспоминания лирического, исторического и социального плана. Горечью и глубоким сочувствием к страдающим людям пронизана его песня о поселении прокаженных на одном из островов Фиджи. Композитор слышал о нем, когда был в свое время на островах. Показательно, конечно, что посещение архипелага, о котором обычно говорят и пишут как о земном рае, отозвалось в творчестве Тапу-Ливи столь драматически. И на Фунафути он находит для своих песен не только светлые мотивы. Одна из лучших его песен возвращает нас к временам войны. «Это было в 1943 г., когда американцы появились здесь. Это песня о людях из Америки и о женщинах с нашего острова. Когда моряки высадились на атолле, они пытались силой брать девушек из домов и увозить их на машинах в лес, чтобы делать там что-то дурное. Наши люди стали жаловаться, и командование должно было строго предупредить, что плохие моряки будут наказаны». В песне Тапу-Ливи есть горечь и негодование.

Во время стоянки «Дмитрия Менделеева» композитор очень тепло относился к нам и по-разному проявлял свои симпатии: устроил концерт на корабле, привез для членов экспедиции несколько сот кокосовых орехов. Прощаясь с нами, он сказал, что начнет обдумывать песню о русских гостях... {175}

В какой степени можно считать новым и необычным для полинезийской культуры появление самодеятельного композитора-поэта типа Тапу-Ливи? Конечно, запись текста на бумагу, использование укулеле, ощутимое воздействие новых ритмов и элементов мелодического языка, современные темы — это все признаки несомненной новизны, равно как и то, что некоторые песни Тапу-Ливи попали на грампластинку. Но вместе с тем истоки композиторского и поэтического творчества его лежат в народной полинезийской традиции. О песнях «индивидуального сложения» известно по крайней мере с середины прошлого века, и даже сохранились в устном предании имена авторов.

Тапу-Ливи продолжает традицию тех одаренных своих предшественников, которые соединяли творчество с другими обязанностями общественного плана.

5

Перейти на страницу:

Похожие книги

Еврейский мир
Еврейский мир

Эта книга по праву стала одной из наиболее популярных еврейских книг на русском языке как доступный источник основных сведений о вере и жизни евреев, который может быть использован и как учебник, и как справочное издание, и позволяет составить целостное впечатление о еврейском мире. Ее отличают, прежде всего, энциклопедичность, сжатая форма и популярность изложения.Это своего рода энциклопедия, которая содержит систематизированный свод основных знаний о еврейской религии, истории и общественной жизни с древнейших времен и до начала 1990-х гг. Она состоит из 350 статей-эссе, объединенных в 15 тематических частей, расположенных в исторической последовательности. Мир еврейской религиозной традиции представлен главами, посвященными Библии, Талмуду и другим наиболее важным источникам, этике и основам веры, еврейскому календарю, ритуалам жизненного цикла, связанным с синагогой и домом, молитвам. В издании также приводится краткое описание основных событий в истории еврейского народа от Авраама до конца XX столетия, с отдельными главами, посвященными государству Израиль, Катастрофе, жизни американских и советских евреев.Этот обширный труд принадлежит перу авторитетного в США и во всем мире ортодоксального раввина, профессора Yeshiva University Йосефа Телушкина. Хотя книга создавалась изначально как пособие для ассимилированных американских евреев, она оказалась незаменимым пособием на постсоветском пространстве, в России и странах СНГ.

Джозеф Телушкин

Культурология / Религиоведение / Образование и наука
Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука