Песни южных морей

Существует множество мифов, описывающих чудесное появление — рождение или добывание — первых образцов таро, ямса, банана и т. п. Их чаще всего приносят культурные герои, предки, их дарят фантастические существа. У папуасов акт посадки и процесс произрастания растений, несомненно, ассоциировались с зачатием, рождением и ростом живых существ, в первую очередь людей. В обрядах, сопровождавших посадку растений, постоянно встречаются мотивы ритуальной имитации зачатия и деторождения. Столь же обязательны здесь обращения за содействием к предкам. В комплексе средств, благотворно воздействующих на растения, а вернее сказать, на те силы, от которых они зависят, важное место принадлежит разного рода {19} амулетам, снадобьям; их кладут в лунки, развеивают над огородом, разбрасывают по земле, ими смазывают клубни и т. п. Все это сопровождается произнесением заклинательных формул, игрой на музыкальных инструментах, ритуальными пантомимами и плясками и, конечно, соответствующими песнями. Иные из этих десен заключают в своем содержании ассоциации с теми эпизодами и персонажами мифов, которые так или иначе относятся к произрастанию огородных культур. Например, при посадке бананов у киваи поют песню, которую, согласно легенде, составил человек, первым нашедший и посадивший банановое дерево. Поющий при посадке перечисляет имена предков, вплетая в песню и свое имя, тем самым обеспечивая успех делу. Часто все сводится к произнесению нараспев нескольких слов вроде «таро, поднимайся» или «расти, ямс», при этом называются все виды ямса, растущего на огородах.

На Соломоновых островах при посадке кокосов было принято — подышав на росток и укрепив его в лунке — бежать как можно быстрее (предполагалось, что кокос будет расти со скоростью бега) и при этом произносить формулу:

Разделенный на дольки орех для посадки — в сторону берега,
Мой же орех — всюду вокруг.
Разделенный на дольки орех для посадки — в сторону моря,
Мой же орех — в изобилии.
Связки орехов в сторону моря —
Связки для жертвоприношения;
Связки орехов в сторону берега —
Связки для пиршества [43, 259].

Известно множество специальных обрядов, заклинаний и песен, которые должны обеспечить урожай, предохранить огороды от вредителей и воров, вызвать в нужное время дождь и т. п. В деревнях обычно есть специалисты, владеющие искусством магии, располагающие соответствующими средствами. Об одном таком специалисте этнограф, наблюдавший за ним, рассказывает, что у него была в лесу целая «лаборатория», в которой он хранил всякие магические предметы: пасть крокодила, обломки панциря черепахи, старые сети и тому подобное и как самую большую ценность камни, которые носили имена солнца, луны, звезд и ветров. Когда было нужно, он перемещал камни с сухих {20} полок в сырое место, символически покрывал небо тучами, имитировал раскаты грома и в заключение разбивал кокосовый орех, откуда на землю выливалась жидкость.

Эти действия довольно типичны, их простоте и прозрачной ясности соответствуют столь же простые и понятные в своей практической направленности слова [93, 319-323].

На Фиджи огородник поет песню, которая должна отпугнуть попугаев, любящих лакомиться зелеными плодами бананов или хлебных деревьев. В песне он предупреждает попугая, что у дерева его подстерегает летающая лисица [73, 140].

У полинезийцев в ходу песня с такими словами:

Капля дождя падает, падает в Харе —
Таре выпускает один лист;
Капля дождя падает, падает в Харе —
Таро выпускает два листа.

Стихи повторяются до тех пор, пока число листов не достигнет десяти. После этого та же песня исполняется с заменой таро на хлебное дерево, кокосы и т. д. (37, 231).

Песня-заклинание беспощадна к расхитителям. Им грозит хищная птица с острыми когтями и даже зубами; она укроется в листьях и, если появится вор, бросится на него, станет рвать ему лицо, кожу; сороконожки и черные муравьи будут кусать его и ядовитый скат — жалить.

Песня сопровождается выразительными жестами, показывающими, как птица станет рвать в клочья свою жертву. Песню поют над листьями, которые затем подвязывают к дереву [49, 185-186].

Абсолютное большинство песен, так или иначе связанных с огородной магией, в разных местах Океании обнаруживает черты общности: они предельно просты, их функциональная направленность не скрыта за метафорами и мифологическими иносказаниями — она выражена с доверчивой откровенностью; вместе с тем изъяснение желаний отличается крайней экспрессивностью, а исполнение магических требований приходит незамедлительно.