Если море синее в чернила превратится,Если станет облако большим листом бумажным, —Всё равно словам не уместиться на страницах,Да и слез не выплакать о юноше отважном!И пускай вершины гор надвинутся высокие,Ветви гибкие колышутся от гнева!Пусть опять всплывают в памяти те дни далекие,Грудь сжимается от грустного напева!Лишь начну рассказ о гибели любимого,Слышу сердца частые удары.И горит, горит щека, слезой палимая!Горе матери героя, горе старой!К вам в аул пускай течет, блестя, слеза моя,Престарелые родители героя!Не забыл народ чеченский партизана,Не забудется и время боевое!Не утешит вас письмо мое печальное.Горе матери и боль жены едины!Вижу я отсюда и селенье ваше дальнее,Ваши благородные седины!На столе передо мною облик милого,Снимок сделан был по вашему заказу!На портрет его смотреть уже не в силах я!Вот он — улыбающийся, остроглазый!Хорошо сидит на нем шинель походная,И надвинута папаха низко.Вот рука его, по-зимнему холодная,Возится с винтовкою австрийской.Вспоминаю дни сражения великого.Вот она, тоски моей причина:Светлый лоб его — по милости Деникина —Красная пересекла морщина…Пусть лежит на вас проклятье, банды белые!Вы со смертью и насилием дружили.Подожгли со всех сторон селенье целоеИ родителей наследника лишили!Вороны вам выклюют глаза несытые,Кожееды искромсают спину.Старики вам не простят вовек убитого —Милого единственного сына!Весь аул запомнил облик юноши,И его прославят поколенья.Вся Чечня сложила песнь о юноше:«Смелость льва и быстрота оленя…»Я себе скроила, сшила платье темное,Я ношу его, как знак моей печали.Не одна я со своей тоской огромною —Ведь со мной портрет, что вы прислали.И на этом прерываю я послание.Больше я перо держать не в силах.Навещу родной аул весною раннею,Навещу любимого могилу!