Песни ни о чем? Российская поп-музыка на рубеже эпох. 1980–1990-е

Представленная ниже градация, конечно же, крайне условна, потому что многие поп-артисты могут с успехом быть отнесены как к одной, так и к другой группе. Ввиду того что многие из исполнителей являются сценическими долгожителями и за это время успели порой кардинально изменить свой имидж, то в своей классификации я буду руководствоваться теми качествами, которые преобладали в их образе именно в период 1990‐х годов. Классификация выстраивается по гендерному признаку, так как стилистические градации были и остаются крайне подвижным критерием. Как я уже говорила, многие артисты привлекали и привлекают в свое творчество приемы из самых разных музыкальных направлений.

Начну обзор с характеристики женских образов сольных исполнительниц.

Одним из самых популярных и вместе с тем экстравагантных типажей, особенно востребованных в начале 1990‐х годов, был образ опытной, зрелой женщины, знающей себе цену и не стесняющейся быть неправильной, порой даже порочной. Природа этого образа была весьма амбивалентна. С одной стороны, такая героиня играла роль «простой русской бабы», которой хочется любви («Манит, манит, манит карусель / В путешествие по замкнутому кругу»[312]). А с другой стороны, в поисках этой любви героиня была готова на самые отчаянные поступки, жила с размахом, расхристанными чувствами («Гуляй, шальная императрица»[313]). В этом амплуа прославились: Ирина Аллегрова, Любовь Успенская, Маша Распутина. Последняя была, безусловно, самой яркой из них. Ее говорящий псевдоним не столько отсылал к фигуре царедворца Григория Распутина, сколько должен был служить дословной характеристикой репутации певицы. Схожего образа искушенной, прожженной героини придерживалась в 1990‐е годы и Алла Пугачева, исполняя такие хиты, как «Девочка секонд-хенд» и «Мадам Брошкина».

На противоположном полюсе женских типажей находился совсем другой образ — утонченной, хрупкой женственности. Именно в 1990‐е годы утверждается новое понимание женщины как объекта для любования и любви, но не более того. Женский мир празднует свою герметичность («А я говорю — разберусь сама»[314]), так как благодаря состоятельности своего спутника («Я верну тебе все, что ты подарил»[315]), такая героиня получает возможность полностью погрузиться в заботу исключительно о своей внешности и успехе у противоположного пола. Подобный имидж, «„новой русской“ женщины, существующей в парадигме дорогих подарков и модной косметики»[316], на российской сцене преимущественно транслировали: Наталья Ветлицкая, Анжелика Варум, Валерия, Кристина Орбакайте и Алена Свиридова.

Разновидностью предыдущего женского типажа становится образ сексуально соблазнительной женщины, героини, которая прежде всего делает ставку на привлекательность своего тела. Она не скрывает, а, наоборот, педалирует приоритет внешних данных над всеми прочими, в том числе и вокальными. Среди представительниц такого имиджа были: Алена Апина, Ирина Салтыкова, Лариса Черникова, Марина Хлебникова, Лада Дэнс. Облегающие наряды, экстремальные мини-юбки, глубокое декольте, провокационные позы и движения, намеренно пустой взгляд — вот неизменные атрибуты их сценического образа. В исполняемых ими композициях создавался очень стерильный от каких-либо внешних проблем мир, где все интересы замыкались между местоимениями «я» и «он».

Вышеописанный образ уравновешивался другим, отчасти «пуританским» образом родной, уютной женщины-жены («Женское счастье — был бы милый рядом»[317]). В таком образе на первый план выходит эмоциональная отзывчивость и стремление к редко достижимой в рамках песни идиллии семейного счастья («Главней всего — погода в доме»[318]). Наиболее часто образ этой героини возникал в песнях Татьяны Овсиенко, Татьяны Булановой, а также Ларисы Долиной.

Наряду с образом зрелой женщины на отечественной поп-сцене был востребован и образ вечной девочки, как бы застрявшей в отрочестве старшеклассницы, в меру наивной и мечтательной, которая постоянно живет в ожидании чуда («Там ждет меня красивый мальчик / На золотом коне»[319] или «Где ты, милый, единственный?»[320]). Именно в этом контексте продвигались имена Наташи Королевой (вновь говорящий псевдоним), Натали, Кати Лель, Алсу. Примечательно, что большинство из этих исполнительниц выбирало для сцены или уменьшительные, «домашние» имена или же намеренно отказывались от фамилий, претендуя на роль то ли подружки, то ли знакомой соседской девчонки.