Песни о Родине

А гора совмещается ночью с горой,
Не имея названья, лишь общность касательств,
И на этот на шорох и пущен герой,
Оснащен доминантой своих обстоятельств.

А пусть эта гора обзывается так,

А вот эта страна называется эдак.
Нам о правде пророк сообщить не мастак,
Потому что с рожденья живут напоследок.

О природе твоей и своей не скажу.

О природе вообще – так не я один слышу,
Как сквозь длинное «му-у» резонерствует «жжу-у»
Муэдзин с указательной на небо крыши.

И растет в огороде бессонный редис,

И незряче планета придвинута близко,
Можно только во тьме указать на регистр
И с неточной реальностью быть в переписке.

И бормочет прибой, что совсем не прибой,

И таращит в прибор голословное око,
А безвестный герой потому и герой,
Что за целью спешит, исчезая далеко.

«Улисс бежит за тридевять земель…»

Улисс бежит за тридевять земель.
Не овдовеешь к завтрашней зиме ль?
А налицо – лишь моря треволненья.
Америки мелькнула полоса?
Нет у ватаги собственного мненья.
Все удаляются… Почти не слышно пенья…
Им вечность наполняет паруса?

Не чу, где потеряю, где найду.

Кругом дудят в подсобную дуду
Сто сотен лет, по мне – да хоть бы тысяч!
Всех высечь поименно и в бреду
Нельзя никак. Лишь ласково: и ты, сечь?

А кто он есть, позорный индивид?

Зачем нутро заносчиво болит,
Или он общей пайке не обучен?
Какой особой целью даровит?
Отлынивает дядя от уключин?

Пожалуйста, и я мозолил перст.

Там ус посасывал, здесь гладить стану пейс.
Уносит всех – я тем же метром смерен.
Дурачит шторм – кромешный полтергейст!
Не буду же артачиться, не мерин.

Родившись, человек не помнит, что спросил,

Но силится. О, мне б хоть пару сил —
Не лошадиных – личных, человечьих,
Где все поднаторели на увечьях,
Но вдаль плывут и пьют свой пертусин.
Как всмотришься, и я там парусил —
В далеких, окликаемых, овечьих.

«В былое память окунем…»

 В былое память окунем
 Довольным окунем, но дьявол:
 «Ну как вы ходите конем? —
 Вскричит. – ведь это не ладья вам!»

 Мы всё-то делали не так

 И клятвы сыпали, частя, но —
 Поныне шепчут в даль Итак,
 Черствея зренья челюстями.

 А это чавкает прибой,

 На месте ходит, средь лиан гол,
 Но где же тот, немой – любой
 Не загорелый явью ангел,

 Смотритель всяческих атак?

 Иль наша убыль – биопроба
 Морей из вымерших Итак,
 Где в оба смотрят эти оба?

«Как шершаво утро пьется…»