Как шершаво утро пьется — Жидким голубем во рту. Солнце клятвенно плюется, Набирает высоту. Узко щурится дремотца И дымится на свету. Говорю деревьям: «Встаньте! Головой пойдем шуметь, В нашем беглом варианте Нужно птиц переодеть, Вот я пыль принес на ранте, Что же, мне сегодня петь?» Отвечают: «Нет калиток. Нам не выйти ни на шаг. В рукавах полно улиток, И в кусты отполз кушак, Рады были бы и мы так К морю вытоптать большак». Не кобенясь, не коробясь (А надежд и не питал), Мимо лавок (прыгал в прорезь — Тут поел и попил там), Мимо рынка (не слабо лез — Подыграл спиной лаптам), Проходил такой гидролиз, Не особенно роптал. Плавал зной, и плавал я там, Послужил иным пенатам, Пописал чужой диктант, И на рынке конопатом Неизвестного анатом (А считайте – я десант) Поопробовал дискант. Вниз по Алленби накатом Плыл (хотя и не река там). Я водил купаться рант. Был однажды вариант.
«Убеги в Египет, братьев забудь…»
Убеги в Египет, братьев забудь.Остужая грудь, из себя изыди.Чтобы суть настичь, устаканить муть,Прислонись к чужим, поклонись Изиде.Выдавай себя за раба, рабомПрошибая лбом не беду, так стену.Проживи измену, хоронясь в любом,Удуши апломб, выходя на сцену.И тогда, когда будет родство мертво,И в чужом изводе ты станешь моден,Возврати домой себя самого,Отболев обидой вчерашних родин.
Вполсло…
1
И море, и Гомер – все движется впотьмах.И частный «ах» внедрен блуждать в земное слово.Но человек тут – спринтер черепах.Что, олово ушное не готово?Не слышать, не любить, не бегать на чаи.А если бегать – зорко бегать мимо,Ведь все равно всегда чаи ничьи,И нам нужна не цель, а пантомима.Я нежен и раним. Мне имя – саранча.Бахча моя болит. Я с детства полосатен.Я думаю, что сплю. Воркую сгоряча.И дедовское жру дерьмо родных мерзлятин.И море, и Гомер – все движется на месте.И вести страшные читает нам Эдип,Застуканный в инцесте, – эка влип!Вот эвкалипт… Но прелести поместийРодных и приданных – праща пропащей мести,Мелькнувший, но недвигавшийся клип.