Песни падающих звёзд

— Кто? Ирка? — старуха гортанно расхохоталась. — Ты, видимо, антоним с синонимом перепутал. Ленивая, неряшливая и безответственная — вот точное определение этой вертихвостки. Поверь, я у её класса четыре года уроки музыки вела. «Фа-диез, — говорю, — теперь». А она канючит: «Палец не дотягивается!». И давай всё подряд жать, будто не инструмент перед ней, а кусок пластика бездушный. Гаммы разучивать никак не хотела! Придёт на урок и сидит как сыч, глазами хлопает.

— Может, просто ей нужен был другой учитель? — подлил масла в огонь Антон.

И не прогадал.

Бывшая учительница вспыхнула, как спичка:

— Другой? Другой?! Да лучше меня никто не учил! И все выпускники это подтвердят! Витя Лисков в консерваторию поступил! Лиза Артамонова на гастроли за границу укатила, да там и осталась. Остальные, уверена, хоть сейчас их разбуди — без запинки сыграют! Одна Ирка — прости Господи. Но, врать не буду, пальцы у неё и впрямь были на сосиски похожи. Маленькие, кривенькие, толстые. Впрочем, ничего с той поры не изменилось.

— Что вы имеете в виду? — насторожился Антон.

— Видела недавно, как она из магазина возвращалась. Скрюченная, с немытой головой, вся какая-то запыханная. Из сумки платок грязный выпал, а она посмотрела него равнодушно, перешагнула и дальше пошла. Неряха. О чём я… А, да, а в руках у неё пакеты из магазина, так она их еле удерживала. Я пригляделась: ну точно, как были пальцы-коротышки, так и остались. Правду говорят: «У кого руки малы, у того и ум короток».

— Это кто же так говорит? — хмыкнул Антон.

— Я. А я знаю о чём говорю, пятьдесят лет наблюдала за руками человеческими. К чему это я… А! Чего об Ирке узнать-то хочешь? Зачем вообще приходил?

— Она мне задолжала, — легко соврал Огородников. — Много. Вот, думал, совесть проснётся. Поговорим, придём к решению…

— Совесть? У Ирки-то? Забудь. У неё отродясь её не было, ещё с тех пор, как…

— Простите, совсем запамятовал! — перебил Антон, хлопая себя по лбу. — У меня же… поезд! Да, поезд. С Курского вокзала.

— Молодёжь, — недовольно поджала губы женщина. — Память — как дуршлаг… Вливаешь в головы, стараешься, а вам хоть бы хны…

Не дослушав, Антон выбежал из квартиры и, перепрыгивая через три ступеньки, добрался до выхода. На улице он поднял воротник куртки, пряча лицо от дождя и ветра.

Мысли путались, доводили до головой боли.

«Вот в чём дело, — бормотал он про себя, все ещё сомневаясь в правильности теории, — как глупо! У безответственной и ленивой Ирины просто короткие пальцы. И из-за этого возникла проблема, чуть не поломавшая множество судеб. Когда руки лежат на клавиатуре компьютера, женщина просто не дотягивается мизинцем до клавиши с букой «ё». И, не желая усложнять себе жизнь, использует более близкую «е». И всё было бы хорошо, только вот на пути попался помешанный на родовой фамилии Фёдор, страдающий, к тому же, из-за обид в прошлом. Подумать только! Две точки, а сколько боли способны принести».

Возле метро Огородникова остановил мальчик лет двенадцати, стоявший за большим раскладным столом:

— Дядь, купите игрушку, пожалуйста! Я сам шью. Стараюсь очень. Купите, а, пожалуйста! На комп коплю новый, мамка сказала: «Любишь кататься — люби и саночки возить». Вот я и…

Антон бросил взгляд на кособоких тканевых жирафов с круглыми выпученными глазами и неестественно изогнутой шеей.

«Жырав Иося», — значилось на установленной рядом табличке, и Антон невольно улыбнулся.

— Ты бы в школу лучше ходил, чем игрушками торговал, — укорил он мальчика. — Две ошибки в слове!

— Это какие же? — удивился юный мастер.

— «Жираф» будет правильно.

— Я так и написал! Жираф Йося.

— Йося? — переспросил Огородников. — А почему же тогда вместо «и краткого» обычное стоит?

Мальчик отмахнулся:

— Дядь, мы же не в школе! Какая разница, есть там палка эта или нет. Всем же всё равно понятно!

Антон вздохнул, отсчитывая купюры, и отдал их мальчику.

— Может и понятно. Давай сюда своего Йосю. Подарю сыну соседки, ей сейчас непросто. Нет, того, с краю. И маркер мне дай.

— А это зачем? — насторожился мальчик.

— Возможно, — Огородников взял протянутый маркер и черкнул над заглавной буквой галочку, — это спасёт тебе жизнь. Когда-нибудь.

Уйдёшь, когда закончится метель

В пещере на вершине горы, покрытой толстым слоем снега, горел крошечный костёр. Дрожащие тени прыгали по стенам, будто живые.

Мантикора Хиона лениво зевнула, с тоской поглядывая на бушующую за пределами пещеры метель. Конец декабря выдался снежным и морозным, с затяжными ветрами, пробирающими до костей.

Выпустив длинный изогнутый коготь, Хиона пошевелила угли, с готовностью взметнувшие к своду пещеры сноп оранжевых искр. От скуки острый кончик хвоста нервно дёргался из стороны в сторону и без разрешения хозяйки выпускал капли яда.

— Но-но! — прикрикнула мантикора на шип. — Пошали мне тут! Знаю, что засиделся без дела. Сам видишь — погода нелётная.

В доказательство слов сложенные кожаные крылья чуть шевельнулись, демонстрируя покрытые инеем прозрачные перепонки.