Песни падающих звёзд

Миша терпеливо вздохнул. Алевтина Игоревна не походила на сумасшедшую, но точно нуждалась в опеке. Сопровождающих с ней не было — полка наверху пустовала, и Миша решил делать вид, что всё нормально, чтобы ненароком не обидеть женщину. Или не спровоцировать.

— Ничего, у меня ещё есть. — В доказательство слов парень продемонстрировал маленький походный стакан. — Как знал, когда вещи собирал! Вам с сахаром?

Он ожидал, что Алевтина снова переспросит, но старушка, подумав, внезапно кивнула:

— Две ложечки. Спасибо.

Миша с готовностью бросился по коридорчику, пошатываясь от движения поезда. Большой нагреватель, похожий на самовар, он нашёл напротив купе проводницы, и постучал в дверь.

Выглянувшая проводница возмутилась:

— Не прошло полчаса ещё! Что ж вы так торопитесь, спать ложиться собрались, что ли?

— Да я не за этим. Чай у вас можно купить?

— Можно. Сколько надо?

— Два пакетика. А печенье какое-нибудь есть?

— Двести пятьдесят «Юбилейное».

Миша мысленно пересчитал деньги в кошельке. Стоило экономить — неизвестно, удастся ли сразу по приезде найти работу. Но голодать не хотелось, как не хотелось и показаться невоспитанным. Сначала мама, а потом и сестра учили, что нельзя приходить к столу с пустыми руками.

Зажав купленное печенье под мышкой, Миша налил кипяток, кинул в него предложенные пакетики чая и сахар, и вернулся к Алевтине Игоревне.

Старушка отхлебнула из стаканчика и благодарно улыбнулась. Миша подвинул к ней печенье.

— Угощайтесь. Оно вкусное, с шоколадом.

— Спасибо.

Минут двадцать они молча наслаждались перекусом, пока Миша не решил, что ехать в тишине скучно.

— Вы одна путешествуете?

— Да.

— И я. Новую жизнь начинаю. У меня сестра замуж вышла, а мы с её мужем… Ну, не очень ладим. Он хороший, правда! Просто пытается из меня вылепить кого-то, похожего на него самого. А я не хочу, мне и таким хорошо. У нас с сестрой после того, как мама умерла, квартира осталась, но она маленькая, троим взрослым находиться трудновато… А ещё дети родятся же когда-нибудь. Так что еду вот в Тобольск.

За окном мелькали деревья, дома, улицы, поля и снова деревья. Поезд мерно покачивался. В такт ему тихонько плескался чай.

Откровенничать оказалось легко, особенно с незнакомым человеком, который вскоре исчезнет из жизни. Такому можно рассказать что угодно, не боясь осуждения. Он словно призрак: вроде есть, но не успеешь и оглянуться — уже пропал. Или просто сошёл на своей станции.

Это поняла и Алевтина Игоревна и заметно расслабилась:

— Сестра отпустила? — поинтересовалась она, макая печенье в чай.

— Да она и не знает, если честно. Я думал, что останусь в городе. Пойду работать, комнату сниму. Но мы с ней разругались в последний раз, наговорили друг другу всякого. Муж её влез ещё, я ему тоже пару ласковых сказал… Вот она и крикнула, чтоб катился на все четыре стороны, и что если на улице меня увидит — в лицо плюнет. Это она со злости просто, вы не подумайте, Юлька на самом-то деле ничего такого не сделала бы никогда… Но я психанул. В рюкзак вещи покидал и выбежал из квартиры, сказал, что не вернусь больше. На вокзале переночевал, а потом подумал, что можно ведь, и правда, покатиться. Купил билет на первый попавшийся поезд. Тяжело, конечно, далеко от дома уезжать, но и жить так, как жили, то ещё удовольствие. Не знаю, смогу ли один справиться, но выбора-то у меня и нет особо…

— Посмотри, Миша, — старушка сделала акцент на имени и указала на окно, — видишь, как пути усеяны жёлтыми цветами?

— Ага.

— Одуванчик растёт там, где сумел пробиться сквозь землю. Это может произойти между шпалами, и на пустыре, и в парке — кому как повезёт. Но он не сдаётся. Когда ему кажется, что жизнь становится невыносимой, отпускает часть себя. Семянки разлетаются по воздуху, ищут своё место. Лучшее. Там, где будет простор. Если уж одуванчик на это способен, почему думаешь, что ты не справишься?

Миша не ответил, задумчиво разглядывая полосу вдоль железной дороги. Слова Алевтины Игоревны его задели. И в то же время вселили уверенность.

«Что я, беспомощный? Не пропаду. Не понравится Тобольск — рвану дальше. А захочу — вернусь домой, и пусть Юлька только скажет чего. Да она и не скажет, я её знаю. Сама, скорее, начнёт обратно звать, как поймёт, что я не пошутил», — подумал Миша, и тут же спохватился:

— Простите, что вывалил тут на вас и даже не спросил, куда сами едете. Куда, кстати, если не секрет?

— До Невьянска. Я всегда езжу дотуда.

— Отдыхать? Или домой?

— К дочери с внучкой. Они меня должны встретить. Но не встретят.

— Почему?

Алевтина вздохнула:

— Не знаю, Миш. Никогда не встречают. Наверное, забыли, закрутились. А сама я спуститься не могу. — Она указала на забинтованные колени.

— Ударились?

— Нет, гонартроз развился.

— Какой-какой троз?

— Болезнь это такая. Суставы закостенели, не сгибаются. Вверх ещё поднимаюсь по лестнице, а вниз никак. Пробовала как-то раз. Не получилось. Теперь боюсь и шаг сделать.