Песни падающих звёзд

— Держи. Это затвор. Приклад в плечо упирай, в случае чего. Да куда, хочешь без глаза остаться? Вот, правильно.

— А стреляет далеко? — поинтересовался Ванька.

— Далеко, — успокоил его дядя. — Но тебе стрелять не придётся. В темноте всё равно не увидишь ничего.

— Я первый подежурю, — предложил мальчик. — Ты с прошлой ночи на ногах. Поспи, потом поменяемся.

Охотник с сомнением посмотрел на племянника и покачал головой:

— Нет, иди отдохни, а я…

— Дядь! — Ванька сделал шаг вперёд и крепко сжал ружьё. На глазах выступили злые слёзы, но он сдержал их. — Хоть ты в меня поверь! Меня всю жизнь обзывали нюней, что я без отца рос! В команду по футболу не взяли, сказали: «Там характер нужен»! Мама чуть ли не до десятого класса нос мне вытирала и за руку в школу водила! А бабушка всех обидчиков моих гоняла и родителям их жаловалась! Как думаешь, прибавляло это мне уверенности? Да я хочу героем стать, наконец, только мне даже шанса не дают!

Евгений Ааронович крепко взял Ваньку за плечо и чуть тряхнул, приводя в чувство. Взгляд у него потеплел, и мужчина улыбнулся:

— Когда же ты поймёшь, что смелым тебя делает не сам бой, а готовность к нему? Необязательно другим это доказывать — главное, что ты в себе это чувствуешь. Ладно, не хнычь. Садись к костру. Через два часа сменю тебя.

Ванька порывисто обнял дядю и тот, неловко прижав племянника к себе, хмыкнул, а затем направился обратно в палатку. Мальчик поправил сползшую на глаза шапку и, заняв свой пост у костра, судорожно вздохнул. Вторая за вечер победа внушила уверенности в силах и в вероятности третьей.

Вой раздался через час, когда Ванька уже и забыл про волка, со скукой разглядывая пляшущие языки пламени. Судя по звукам, зверь бродил неподалёку. Он шёл на запах жареной дичи, и голод оказался сильнее страха перед костром.

Мальчик напрягся и встал с места, чувствуя новый прилив адреналина. Опять начало вибрировать тело.

Уперев приклад в плечо, как учил Евгений, Ванька осторожно шагнул в темноту леса, прислушиваясь. Хруст снега раздавался откуда-то справа, метрах в двадцати. Мальчик медленно прошёл ещё немного, оставляя костёр за спиной.

В кустах кто-то зарычал и Ванька, не повышая голос, процедил:

— Иди сюда, тварь. Я готов к своей третьей победе.

Когда волк прыгнул, целясь в горло, Ванька выдохнул и уверенно нажал на спусковой крючок. Он приготовился к звуку выстрела и предсмертному хрипу зверя, мечтая об ободряющем взгляде своего дяди — брата погибшего отца. Будто бы верил, что через него и сам отец увидит этот подвиг. И будет гордиться.

Тогда мальчик ещё не знал, что вероятность третьей победы была равно нулю: охотник, опасаясь, что импульсивный племянник может наделать глупостей, вынул из ружья все патроны.

Котик и Пёсик

Костик шмыгнул носом, потирая озябшие руки, покрытые мелкой сеткой трещинок. Ветер щипал за щёки, заставляя прятать лицо в ворот тонкой курточки.

Рядом крутился верный Пёсик — весёлый и вертлявый щенок с хвостом-бубликом. Он приставал к людям, выпрашивая еду, и тихо поскуливал, когда те равнодушно шли мимо.

Живот сводило от голода и Костик тоскливо глянул в сторону яркой вывески. Читать он почти не умел, но и так знал, что там «ма-га-зин». Это такое место, где взрослые отдают бумажки и получают за это еду. У Костика бумажек не было.

Он вспомнил, что папа часто вечерами приносил домой бумажки, и после о чём-то долго спорил с мамой. Мама кричала, а папа хлопал дверью и уходил обратно. А когда возвращался поздней ночью, то обязательно заходил к сыну и целовал того в щёку, ласково приговаривая: «Ты мой самый любимый Котик-Костик».

От него пахло чем-то горьким и неприятным, и это очень не нравилось маме. Она вбегала в комнату, включала свет и выговаривала отцу, чтобы не приставал к сыну, когда пьяный. Костик боялся ночи. Ночью всегда все ругаются.

А потом пришла она. Костик её не видел — наверное, спал. Но услышал, как утром папка сказал маме, что «она» пришла. Война. Костик подумал, что это какая-то злая женщина, потому что мама начала плакать и причитать, а папа достал из холодильника бутылку, которую Костику запрещали трогать, и снова от него стало неприятно пахнуть.

Костя тогда впервые почувствовал страх. А папа взял его на руки и крепко обнял, шепча на ушко: «Котик-Костик мой любимый, я вернусь, обещаю». Собрал большую сумку и, поцеловав на прощанье сына, вышел из дома.

Теперь мама плакала не только вечером, но и утром, и днём. Мальчик очень хотел её утешить. Он знал, что люди плачут, когда им больно или обидно — как плакал и сам Костик, когда соседский мальчик толкнул его с качелей. А маме было очень больно.

Сын подходил к ней и прижимался тёплым лбом к её бедру, шутливо бодая. Но мама начинала плакать ещё горше, отмахиваясь, и Костик вскоре перестал подходить вовсе.

Одним утром в дверь позвонили. Мама открыла дверь, и мальчик увидел, как в прихожую вошёл незнакомый человек. Он отдал маме небольшой свёрток и сунул пару бумажек. А после крепко обнял, тихо приговаривая: «Ну-ну, не реви».

Дядя заметил затаившегося в углу мальчика и вздохнул: